— Благодарю вас, — холодно кивнула та. Ни более сердечного слова, ни признательного взгляда. Казалось, что ей неприятно держать в руках листок, который ощупывали чужие пальцы. Она как раз допивала компот: обсосала сливу и осторожно положила косточку в блюдце.
— Очень уж приторный, — вырвалось у Антонины. Кайрене, выловив ложечкой очередную сливу, глянула на подошедшую снизу вверх, потом покосилась в сторону двери, словно стремилась наметить путь к бегству от преследователей — так же, как в день своего приезда. Звякнула, ударившись о край стакана, ложечка, на скатерть упала коричневая капля компота. Антонина внутренне сжалась, точно ожидая плевка в лицо.
— А я люблю сладкое. Представьте себе — люблю! — И Кайрене вдруг улыбнулась. Глаза помягчели, они с любопытством изучали скромно одетую женщину, которая вконец смутилась, топчась у чужого столика.
Так тебе и надо, ругала себя Антонина. И все-таки этот коротенький разговор способствовал их сближению. Они стали здороваться, улыбались друг другу издали: Констанция незаметным подрагиванием губ, Антонина — широко, радостно, но не забывая своего недавнего смущения. Между ними уже существовала явная приязнь, правда, бо́льшую активность, как и раньше, проявляла Антонина. Как-то после обеда встретились они в водолечебнице, у соседних кабинок. Сначала сидели молча, Кайрене, как обычно, замкнутая, отчужденная, словно пришла сюда не ванну принимать, а побыть наедине с собой, Антонина — обрадованная близостью этой таинственной женщины. Мимо них сновали врачи, сестры со стерилизаторами — в одной из серных ванн с каким-то старичком случился обморок. И хотя по лицам медперсонала можно было заключить, что все кончилось благополучно, белые халаты еще долго шныряли по коридору. Констанция достала свою книгу, полистала и, не прочитав ни строчки, сунула обратно в сумку. Набухая на потолке, срывались на пол тяжелые капли, пахло серой и влажным бельем.
— Долго еще ждать? Здесь так мрачно. Вам не кажется? — невнятно, словно задыхаясь, обратилась к соседке Кайрене.
— Ох да! — охотно поддержала Антонина, хотя ей было хорошо и здесь, где все пропитано тяжелым влажным паром. Наконец-то заговорила!
— Не могут по-человечески вентиляцию наладить… Не удивительно, что люди сознание теряют!
— Точно, — поддакивала радостно взволнованная Антонина. Констанция глотала окончания слов, комкала их, швыряла, как обрывки бумаги, не заботясь о том, куда они упадут. Казалось, ей было безразлично, кто и что ответит. Впрочем, нет! Ведь, склонив голову, она внимательно смотрит на меня! Шея туго схвачена высоким воротничком водолазки. До чего же красивая шея, и водолазка из тонкой-тонкой шерсти.
— Сколько мы будем тут париться, в этой духотище? Уже целый час торчим. — Констанция Кайрене глянула на свои часики, которые, вероятно, показывали иное, не здешнее, время. Ждали они пока не более получаса.
Но Антонина не стала возражать. Правда, отмалчиваться невежливо, а что ответить, чтобы не порвалась едва протянувшаяся меж ними тонкая ниточка, придумать она не могла. Кайрене шевельнулась, из сумочки выпала книга.
— Смотрю, вы все с книгой ходите. Интересная? В библиотеке брали?
— В библиотеке? — Кайрене вздрогнула, поспешно затолкала обратно в сумочку поднятую книгу. — Французская. Из дома…
— Французская, — сконфуженно пробормотала Граяускене, удивленная необычностью такой привычной вещи, как книга. Они замолчали. Потом разошлись по соседним кабинам; Антонине было слышно, как Констанция раздевается, как плещется в ванне вода. Вот уж, небось, передернуло ее — ванна-то вся желтая, может, не продезинфицирована! Вспомнилась ворчливая, вечно всем недовольная соседка. Но Антонина постаралась выкинуть ее из головы. Опять я какую-то глупость ляпнула, с этой книгой… А все мое бабье любопытство!