Можно подумать, будто мне для счастья не хватает лишь утонченного интеллектуала, все понимающего по одному движению ресниц. Но Алдас и был тем оазисом, к которому я бросилась, спасаясь от «интеллектуалов». От их бесплодных разглагольствований, от истлелой, бессильной злобы, постоянного подливания капли яда в чашу друга. Я почувствовала, что должна любой ценой вырваться из этой среды, остановить это злокачественное произрастание духа, не гармонирующее с телом и все меньше подвластное уму. Эти муки! Эта хроническая хандра! Надо было как-нибудь превратить в жизнь то, что было только литературными усладами. Изучение жизни по литературе. Анализ того, что никогда не станет реальностью, и полное игнорирование реальности…
Алдас прост, чист и реален. Как земля, как вода. Его несложность была для меня чем-то новым, и этого оказалось достаточно. Вполне достаточно на первое время…
Мои «интеллектуалы» решили, что вечно женственное стремится к грубой силе. Поэтесса и мотогонщик — неожиданное сочетание. Н е о ж и д а н н ы е с о ч е т а н и я занимают их. Они не терпят лишь повторений. Мы живем в эпоху неожиданностей.
Все это еще можно было бы оставить на их совести, но неужели они многодумными своими головами не могли понять, что я за Алдаса вышла не в погоне за оригинальностью, а потому что мне было хорошо с ним. Хорошо почувствовать вкус ветра. Хорошо, усевшись на обочине дороги, жевать хлеб с маслом и не анализировать, отчего да почему я это делаю и что сказал бы в подобном случае «такой-то и такой-то» из великих людей.
Нам было хорошо, и мы захотели, чтобы так было н а в с е г д а. Разве им понять это?
А может, и вправду наступит день, когда мы поднимем с подушек седые головы и скажем:
— Как спалось, дружище? Сегодня доброе утро…
«Доброе утро!» И мы поймем друг друга.
АЛДАС
Купил сегодня новый шлем. Не то чтобы лучше старого: в нем плохо слышишь и все время съезжает набок. Зато по цвету в самый раз с мотоциклом. Недаром Года сказала, когда я прикатил домой:
— О! Да ты настоящий франт.
Сомневаюсь, было ли это похвалой, но не уверен и в том, что Годе хотелось уесть меня.
— По-твоему, я слишком часто покупаю шлемы?
— А что, ты часто покупаешь их?
— Да, — признался я, — есть у меня такая слабость.
— Это уже которая по счету? — Года явно поддразнивала меня.
— Ты чем-то недовольна? — я предпочел сразу внести ясность.
— Нет, я только хотела сказать, что чуть ли не каждый день слышу о все новых и новых твоих слабостях.
Послушать Году, выходит, будто я сплошь состою из детских прихотей и мужских слабостей. А что касается мужской силы, так об этом она и слыхом не слыхала.
— Могу уступить его Касису, — решил я продемонстрировать эту самую силу, — он мечтает о таком шлеме.
— За что же бедный Касис должен таскать этот апельсин на своей голове?
— А на моей, думаешь, он будет в самый раз?
— О! Над этим еще не думала. Подумаю и сообщу тебе завтра.
Года сказала это вполне серьезно. Теперь было ясно: она злится, и скорее всего не из-за шлема. Да и почему, собственно, ей злиться из-за шлема? У Годы есть такая манера: прицепится к какой-нибудь мелочи и накручивает, накручивает, а потом выясняется, что ее обидело какое-то слово, которое я сказал ей по телефону позапрошлым летом.
Пока Года сбивала в чашке омлет, я молчал. Ждал, может, она еще что-нибудь скажет. Но она молчала, и я сделал новую попытку завязать разговор:
— Сегодня Григас явился на тренировку.
— Надо было повесить флаги, — буркнула Года.
— При чем тут флаги?
— Вам ведь не каждый день приходится видеть столь знаменитого бражника.
— У него был вывих ноги, — объяснил я.
— Вот как! Ему грозит еще большая неприятность — самому свихнуться от пьянства.
Ясно, что продолжать разговор не стоило. Спросить, почему она злится, было тоже рискованно, но к этому времени я уже сам завелся и сказал:
— Если ты сердишься из-за нового шлема, то могу тебе сообщить, что не куплю другого, пока этот не треснет.
— В самом деле? Тогда не видать тебе другого шлема.
— Да, — подтвердил я. — Потому что если этот и треснет, то вместе с головой.
Года посмотрела на меня, и ее ресницы сжались, как от удара. Но ответила тем же тоном: