Выбрать главу

Увы! Есть другая дифференциация чинов Погребения. В том же самом храме на Охте, где я видел некогда балансирующий гроб на скамейке (Заметка 50), недавно отпевали моего покойного друга. Вдова приняла меры — и все получилось, по отзывам, довольно прилично. Отпевание было не «коллективное», фоб положили на драпированный стол, был парчовый покров, стояли светильники, пел хор... Все это было устроено за специальные дорогие доплаты. А не хочешь доплачивать — так будь готов к церковному унижению, к какому-нибудь издевательскому «отпетию», как выражаются холодные сапожники. И мы уже так привыкли к этой коммерческой дифференциации, что и вообразить не умеем — когда же наконец она прекратится.

60

...Она подумала: «Как жаль все-таки,

что его не отпевают по-церковному!

Погребальный обряд так величав и торжествен.

Большинство покойников недостойны его...»

В этой цитате из романа Б. Пастернака имеется в виду прилично совершаемый чин Погребения. Когда в одном храме устроили для всех хороший траурный катафалк со ступенями, то старушки говорили: «Господи, да неужели и нас будут отпевать так?!»...Это как бы чествование усопшего в приличном чине Погребения есть почитание тайны — тайны неповторимой судьбы человека, всякого человека, всей тайны жизни и смерти.

И в текстах чина Погребения есть этот мотив чествования. Он идет из глубокой христианской древности — из молитвенных собраний на могилах мучеников. Псалом 90: «Живый в помощи Вышняго в крове Бога Небеснаго водворится»... Псалом 118: «Блажени непорочнии в путь, ходящий в законе Господни» (искаженный перевод; по-русски с еврейского: Блаженны непорочные в пути, ходящие в законе Господнем). Все это — чествование праведника. То же — в изумительных тропарях:

Святых лик обрете Источник жизни и дверь райскую. Да обрящу и аз путь покаянием, погибшее овча аз есмь. Воззови мя, Спасе, и спаси ся. Агнца Божия проповедавшее и заклани бывше якоже агнцы, и к жизни нестареемой, святии, и приносущней преставлыпеся, Того, прилежно, мученицы, молите долгов разрешение нам даровати. В путь узкий хождшии прискорбный, вси в житии крест яко ярем вземшии и Мне последовавший верою, приидите, насладитеся, ихже уготовал вам почестей и венцев небесных.

Здесь две темы: прославление праведных и наши молитвы о праведных, о себе самих... Но где же молитва о том, кого отпевают? Ее нет, и это так необычно, что мы непроизвольно молимся словами тропарей от его лица и от лица всего грешного человечества:

Образ есмь неизреченныя Твоея славы, аще и язвы ношу прегрешений. Ущедри Твое создание, Владыко, и очисти Твоим милосердием, и вожделенное Отечество подаждь ми, рая паки жителя мя сотворяя.

   И только в последнем тропаре появляется наконец «персональная» молитва о нашем дорогом усопшем:

Упокой, Боже, раба Твоего и учини его в рай, идеже лицы (хоры) святых, Господи, и праведницы сияют яко светила (светильники). Усопшаго раба Твоего упокой, презирая его вся согрешения.

Четвертая тема — назидание нам, присутствующим при отпевании. Назидание в сочетании с молитвой:

Кая житейская сладость пребывает печали непричастна? Кая ли слава стоит на земли непреложна? Вся сений немощнейша (тени слабее), вся соний прелестнейша (обманчивей сна); единем мгновением и вся сия смерть приемлет. Но во свете, Христе, Лица Твоего и в наслаждении Твоея красоты егоже избрал еси упокой, яко Человеколюбец. Ныне житейское лукавое разрушается торжество суеты, дух убо оскуде от селения (лишился обитания), брение очернися (прах почернел), сосуд раздрася (сосуд разбился): – безгласен, нечувствен, мертвен, недвижим, егоже посылающе гробу, Господу помолимся, дати сему во веки упокоение.

    Этот мотив назидания, поучения присутствующим занимает много места в чине Погребения. В одной из стихир «на последнее целование» речь ведется от лица самого усопшего:

Зряще мя безгласна и бездыханна предлежаща, восплачите о мне, братие и друзи...

    И далее – о внезапности смерти, о равенстве всех на Суде, где только от дел своих каждый прославится или постыдится. И мольба, мольба о молитвах... Этот прием — речь от лица усопшего – более развит в чинах Погребения священников и монахов, откуда и переложил это в русских стихах А. К. Толстой в поэме «Иоанн Дамаскин»:

Спасайтесь, сродники и чада, Из гроба к вам взываю я – Спасайтесь, братья и друзья, Да не узрите пламень ада. Иду в незнаемый я путь, Иду меж страха и надежды; Мой взор угас, остыла грудь, Не внемлет слух, сомкнуты вежды; Лежу безгласен, недвижим, Не слышу братского рыданья, И от кадила синий дым Не мне струит благоуханье; Но вечным сном пока я сплю, Моя любовь не умирает; И ею, братья, вас молю, Да каждый к Господу взывает: Господь! В тот день, когда труба Вострубит мира преставленье — Прийми усопшего раба В Твои блаженные селенья!