Иоанн замыслил новый брачный союз. Такой, чтобы усилил его державу.
Нахальные речи эриковых людей, которые вздумали угрожать России союзом между Швецией и Польшей, подвигли Иоанна искать себе супругу среди сестер короля Сигизмунда.
Начались долгие переговоры. Посланники отправились в Вильну и там застряли надолго. Сигизмунд, изворотливый и хитрый, представил обеих своих сестер, старшую и младшую. Избрана была младшая — «по красоте, здоровью и дородству», как было написано в отчете.
Отчет этот пропутешествовал в Россию вместе с нарочным, который ворвался в Москву в забрызганных грязью сапогах и тотчас метнулся отдавать письмо государю. Дело, очевидно, должно завершиться скоро и весьма успешно. Польская королевна сделается русской царицей, а Эрик Ваза пусть себе бесится у себя в Стокгольме и шлет бесполезные послания к английской рыжеволосой девственнице, Елизавете I, которая так успешно морочит ему голову.
И не было рядом попа Сильвестра, чтобы сказать Иоанну: «Лучше не злорадствуй — как бы самому не попасть в ту же яму».
Так и вышло. Сигизмунд не дал отказа. Он начал мямлить.
— Конечно, выдавать младшую сестру перед старшей — не дело…
Получив взятку, сказал иначе:
— Конечно, сестры мои согласны с таким поворотом событий, но вот нужно еще спросить покровителей их, короля венгерского и князя Брауншвейгского, и еще родственников, потому что приданое невесты, хранимое в польской казне, — ужасно дорогое, там и цепи золотые, и платья, и броши, и золото, и всего добра на сто тысяч червонных… Впрочем, никто из них не воспротивится этому браку. Разумеется, при условии, что царица останется в римском законе.
Последнее требование показалось чрезмерным, потому что невеста-католичка для русского государя была невозможна. Венчание на царство — глубоко религиозный обряд, и Иоанн был первым из русских царей, великих князей Московских, кто применил его к своей персоне. Царица должна быть греческого исповедания, иначе мистический брак между царской четой и страной окажется профанацией.
В конце концов, решили эту тему оставить на более позднее время, а покамест взяли портреты обеих сестер (вдруг самому царю больше глянется все-таки старшая!) и поехали в Москву.
Ездили взад-вперед и потратили кучу денег на нарочных, лошадей, почту. Сигизмунд был уверен в том, что родство с Иоанном Васильевичем будет для него совершенно бесполезным. Но сказать прямо «нет» означало вызвать бурю недовольства, поэтому он изобретал препятствия на ходу.
Кончилось тем, что он отправил к Иоанну своего маршалка, и тот вместо переговоров о сватовстве завел речи о том, что недурно было бы передать Сигизмунду кое-какие территории — по-родственному. А именно — Новгород, Псков и Смоленск.
После этого война в Ливонии возобновилась.
* * *Севастьян Глебов со своим крестником и оруженосцем Ионой на беду находился в те дни при русской армии — после взятия орденской крепости Феллин и фактического уничтожения Ливонского ордена молодой Глебов был отправлен в Тарваст — один из укрепленных городов, принадлежавших ордену. Разрушений там было немного, Тарваст сдался сам после падения Феллина. Русский гарнизон поначалу сидел в этом городке, отъедался, отсыпался и даже несколько скучал.
Севастьян хоть и был боярским сыном и считался воеводой, но в городе был без своих людей. Те, кем он командовал под Феллином, — сброд, отпетые мошенники, которым государь обещал даровать прощение за верную службу, — давно разбежались. Севастьян этому не препятствовал, поскольку почти никто из его бывших подчиненных сколько-нибудь всерьез на царскую милость не рассчитывал. Не с чего. Конокрады, убийцы, воры, даже насильники — вся эта разношерстная публика мало доверия испытывала к власть предержащим.
И то, что молодой боярский сын сумел завоевать их расположение, многое говорило о Севастьяне Глебове.
Точнее — сказало бы, потому что никто из русских воевод, сидевших в Тарвасте, о подвигах Глебова не ведал. Считали: «Вот еще один маменькин сынок отправился на войну, чтобы не совсем уж пустозвоном при папеньке околачиваться. Ну-ну, пусть вдохнет кислого порохового духа, будет потом, чем дебелую жену на полатях стращать».
О том, чем там занимается царь и почему мимо стен Тарваста взад-вперед скачут гонцы, и отчего у этих гонцов столь озабоченное выражение лица, оставалось им только гадать. Разумеется, никто из высших не собирался докладывать каким-то гарнизонным крысам, о чем заботится государь и какие послания шлет ему коварный Сигизмунд.