— В какой приказ-то?
— Всё, что сказать велено, — сказано, — отрезал Ярослав.
Боясь за сына, Дмитрий Репнин плечи опустил, его взор погас.
Приказный рассыльный сжалился:
— Не бойся, отец, не по делам разбойным. В Посольский приказ... А сбитень у вас хорош, псковичи! Плесните ещё.
Сразу слуги набежали, опять с ковшами окружили государевых людей.
Дмитрий Репнин воспрял духом, сыну шепнул с надеждой:
— Подьячий Дементий, хоть и дальняя родня, но своих помнит. Если что... если какая беда — поможет. Дементий человек надёжный. И псковских Репниных никогда не обижал.
Немного повеселев, старший Репнин улыбнулся стрельцам:
— Что ж вы, и с коней не сойдёте?
— Сойдём. Посидим у тебя на ступеньках — пока сборы. И в обратный путь. Велели — незамедлительно.
Спешно собирались в дорогу Дмитрий и Николай. Думали-гадали: что да почему. Тихо переговаривались. В открытое окошко тревожно взглядывали на .поджидавших стрельцов. Всё более думали о худом. Вряд ли они для какого-то дела понадобились государю. Или, может, он в целой Москве нужных людей не сыскал? Или, может, в приказах у него нет сметливых, нет толковых? Или поближе к Москве не мог поискать — из далёкого Пскова потребовал людей?..
Смутно и страшно становилось от подозрений. Нигде как будто не провинились, на власти хулы не говорили; скорее, кому-то в делах торговых дорогу перешли и стали жертвами подлого навета. Именно так — быть беде... быть беде, а не радости. Скорее плохо, чем хорошо, ибо много в мире зла, мало добра, много страдания, мало радости, сплошные горе и боль, а счастья — крохи...
Быстро Репнины собрались. По-походному одетые вышли к государевым людям. Старший Репнин было хотел их ещё расспросить, но наткнулся взором на холодные, непроницаемые лица. Сделалось небо с овчинку: с такими лицами только тянуть из человека душу.
Конюшие между тем вывели осёдланных коней; сумки с припасами уж были приторочены к сёдлам.
Но приказный рассыльный заступил старшему Репнину путь:
— Велено: Николая, сына Дмитриева... незамедлительно доставить в приказ. Про Дмитрия нам не сказано ничего.
— Как я могу помешать? — настаивал старший Репнин.
— Нет, любезный, не звал тебя государь...
Глава 3
С тревогой в сердце и сомнением в душе
хали быстро. Дорога была далека, а время коротко. Часу лишнего нигде не теряли. Если где случался затор на наезженной версте или видели столпотворение на переправе, именем государевым народ стращали и хлёсткой плетью расчищали путь.
Тревожно было на сердце у Николая. Хоть бы слово о деле сказал рассыльный Ярослав, хоть бы намёком развеял тревоги. Нет. Только спину его Николай всю дорогу и видел. А спина его ночь тёмная с шёлковыми звёздами и полумесяцами. Всю дорогу одним порядком ехали: рассыльный впереди, Николай за ним, а стрельцы постоянно держались сзади. Стрельцы за Николаем зорко следили. Он оглядывался и всегда натыкался на холодный взгляд. Караулили его государевы люди; ни разу такого не бывало, чтобы забыли про него; днями сзади подгоняли, ночами были бдительны, в оба глаза приглядывали — то один, то другой сидели у костерка.
Часто бывало: с дерзкой мыслью поглядывал Николай Репнин в лес. Повернуть коня в чащу и — поминай, как звали! Не догонят стрельцы. Тяжелы они, медлительны. Таким только по дорогам ездить да на заставах стоять. Плечами широкими на проезжих страх нагонять, животами неподъёмными — на голодных уважение. Пока свои пищали-самопалы из-за спины выхватят, он уж далеко будет. По ливонским лесам он и ночью устраивал скачки; ни разу такого не случалось, чтобы ветка выбила его из седла. А тут днём по русскому лесу гнать коня... Для него — это дело пустяшное. Оглядывался Николай на хмурых стрельцов, и уж напрягалась рука узду вправо потянуть — вон в тот тёмный ельник коня послать или в тот редкий ольшаник, а потом под раскидистый дуб... Но остужала горячую голову холодная мысль: ты сейчас схоронишься в дремучем лесу, а они завтра за отцом твоим вернутся или другую родню накажут. И расслаблялась рука, ложилась покорно и мягко на луку седла...
Пока герой наш, терзаемый тяжкими мыслями, в Москву едет да поглядывает с тоской на лесную чащу, мы расскажем немного о предках его и о нём самом, дабы доброму читателю стал он понятней и ближе.