- А маму как зовут?
- Вера Николаевна. А что?
- Да ничего, встречались, кажется... А папа - Виктор?
Сашка отвел глаза, сказал неохотно:
- Да. Только они развелись.
- Ох, ну извини... Игорь Петрович! Вы в дорогу, наверно, с утра отправитесь? А проводничок пусть перебирается к нам прямо сейчас. А то знаю я эти пилигримовские общежития. Туристы всю ночь на гитарах бренчат, да еще небось и водку пьют... А я хоть покормлю по-человечески.
Сашка опять обрадовался. Он уже не робел.
- Я только бумагу в контору отнесу и сумку там заберу...
- Игорь Петрович, а деньги вы дайте мне, я пойду на почту насчет журналов выяснять и уплачу заодно...
Сашка вернулся в сумерках. Я уже начал тревожиться. Генриетта Глебовна грозно его спросила:
- Это где же ты гулял, голубок?
Сашка не испугался. Весело объяснил, что сперва ждал в конторе диспетчера, а потом забежал на пустырь, поиграть.
- С теми ребятами, у костра, помните, Игорь Петрович?
Генриетта Глебовна погрозила толстым пальцем:
- Ты смотри у меня, проводник Александр Крюк...
Сашка полушутя надулся:
- Ну вот, опять дразнилки из-за фамилии. Всю жизнь...
- Какая же это дразнилка? Наоборот! Очень даже звучит, - утешил я его. Просто как "Александр Блок". Блок - это ведь тоже приспособление, чтобы тяжести поднимать, а как услышишь фамилию - сплошная поэзия в Душе. - И я даже процитировал подходящие для проводника строчки:
Случайно на ноже карманном
Найди пылинку дальних стран
И мир опять предстанет странным,
Закутанным в цветной туман...
Сашка не удивился.
- Знаю.
- Читал Блока?
- Мама читала. Она этого Блока любит...
Сашка говорил, поглядывая на картину "Тетушкин секрет", и выкладывал из синей спортивной сумки на подоконник мыльницу, зубную пасту, полотенце. Потом брякнул коробком.
- А спички-то тебе зачем? - забеспокоилась Генриетта Глебовна.
- Для работы, - серьезно сказал Сашка. - Не для курения же... Мама сама положила, а то я всегда забываю...
Генриетта Глебовна вздохнула, как добрая бабушка:
- Не боится мама отпускать тебя?
Сашка засопел, заперекладывал мыльницу и зубную щетку.
- Ну да, "не боится". Каждый раз такое... "Прощание славянки"... Завтра позвонить надо, что все в порядке.
- Позвони, позвони... Идемте ужинать. А потом я постелю проводнику на раскладушке. Игорь Петрович, не возражаете, если в вашей комнате?
Я не возражал.
Когда легли, Сашка сразу начал тихо посапывать. Я тоже стал засыпать, удивившись напоследок, какой длинный и необычный был день. И вдруг услышал:
- Игорь Петрович...
- Что, Саня?
- А вы ту книжку, про мальчика из Назарета... написали?
Сон стек с меня, как темная вода.
- Нет, Саня, не написал.
- А почему?
- Честно говоря, побоялся.
- Потому что религию раньше запрещали, да?
- Нет, что ты... Во-первых, жизнь Христа - это ведь не только религия. Это история, философия и масса всяких общечеловеческих тем... А испугался я только себя. Почуял, что пороху не хватит. Начал и отложил...
- Побоялись, что будет еще один апокриф?
Эк ведь он меня! Почти в точку... Но я не обиделся.
- Понимаешь, Саня, я не сумел. Пока писал просто про его детство: про игры, про школу, про родителей и приятелей, вроде бы получалось. А как доходило до главного... Тема Великого Служения не каждому по зубам. У самого-то у меня в детстве таких мыслей, разумеется, не было...
Я теперь будто не с Сашкой, а с собой говорил. В полумгле. Вполголоса. Но он расслышал. И сказал сбивчиво, тихо:
- Но в детстве ведь... наверно, каждый про какой-нибудь подвиг думает...
- Наверно. Только тут не о подвиге речь, а о любви к людям и о желании спасти всех... Знаешь, я мог бы написать, если бы постарался. И возможно, повесть напечатали бы, поскольку времена меняются. Но это была бы еще одна средненькая книжка. И многие сказали бы, что автор спекулирует на модной теме. Сейчас это не редкость... Давай, Саня, спать.
- Ладно, - покладисто сказал он. И вдруг попросил (я даже почувствовал в темноте, как он жалобно поморщился): - Только не называйте меня Саней, хорошо? Сашка - вот и все. Я с рождения привык...
- Ну, если с рождения... А у меня тоже просьба, - начал я и прикусил язык. Потому что получилось бы слишком резко.
Но он понял:
- Больше не лезть с разговорами о книжках, да?
"Так тебе и надо, старому идиоту!" Я объяснил виновато:
- Видишь ли... как говорится, я с этим делом "завязал".
Раскладушка отчаянно заскрипела.
- Почему?!
- Как тебе сказать... Сашка. Наверное, все чернила израсходовал, которые были отпущены.
- Ох уж... - недовольно выдохнул он.
Мне вдруг стало чертовски стыдно. Зачем я ною перед мальчишкой? Разве он обязан слушать излияния, которые и самому-то мне противны?.. И все равно он не поймет, что получилось просто несовпадение сроков: "баллончик в авторучке" опустел раньше, чем кончилось календарное время. Оно протянулось усилиями мудрого Артура Яковлевича, которому честь и хвала, но о котором я сейчас не хочу вспоминать. Ни о чем не хочу. Я - человек без имени, беглец в свою последнюю сказку...
- Вы отдохнете в отпуске, а потом все равно за новую книжку засядете, утешил меня Сашка.
"Я не сяду за книжку, если даже захочется. Потому что не успею ее закончить... Да и какой смысл? Она все равно была бы не лучше прежних... Вот если бы найти Тетрадь..."
Но Сашке я сказал:
- Все может быть... Спи.
2. Спички и волчок
Когда я проснулся, Сашкина раскладушка была застелена, сам он сидел на полу. Уже одетый, но босой. Раскладывал на половицах спички, соединял их в ромбы и звездочки. Потом провел над этими фигурками ладонью. Некоторые спички встали торчком, а две подскочили и головками прилипли к ладони.
- Ого... - удивился я.
Сашка вздрогнул, обернулся.
- Доброе утро, - сказал я.
Сашка ответил без улыбки:
- Доброе утро... Мы, кажется, рано подписали контракт.
- Что такое?
- Ну, потому, что сегодня в Подгорье не пройти. Я считал, считал, не получается развертка. Можно только завтра.
- Подумаешь, беда какая, - сказал я с облегчением. - Завтра так завтра. Сегодня по Овражкам погуляем. Найдем чем заняться...
Тогда Сашка заулыбался.
- Ага! Тут тоже много всякого, интересного...