- Как досадно, - басовито сказала она. Оглянулась, встретилась со мной глазами (знакомыми такими, темно-коричневыми и совсем не старческими), обиженно отвернулась и притихла.
У меня застукало сердце. Не то чтобы я очень волновался, но пришла пора. Я перебрался на сиденье позади старухи, сказал вкрадчиво:
- Прошу прощения... Вас зовут Генриетта Львовна?
6. Давняя знакомая
Она обернулась. Неторопливо, но с заметным удивлением.
- Генриетта Глебовна...
- Извините. Я мог и ошибиться, столько лет прошло...
- А собственно, в чем дело, сударь? - величественно вопросила старуха.
Но нет, не могу я называть ее просто старухой. Это была старая, но еще крепкая и, безусловно, интеллигентная дама. Свою интеллигентность она иногда разбавляла нарочитой простоватостью, но это было приятное сочетание. Так же, как на ее лице, где мясистый пористый нос доброй тетушки сочетался с тонким ртом и аристократическим подбородком, какие можно видеть на портретах восемнадцатого века...
- Итак, сударь, чем вас привлекла моя персона?
- Догадкой, сударыня. Мне показалось, что в разговоре с мальчиком вы руководствовались не только желанием зашить ему брюки, но и надеждой, что он поможет вам нести сундук.
- Вы проницательны... - В глазах Генриетты Глебовны зажглись насмешливые точки. - Но в таком случае позвольте быть проницательной и мне: вы сходите у Старого моста и хотите выполнить роль мальчика?
- Вы не ошиблись, - светски улыбнулся я. Но ощутил вдруг глухое волнение. Словно темная вода колыхнулась в глубоком колодце... Неужели все это происходит на самом деле?
- Очень мило с вашей стороны. Однако чем я обязана такой любезности? Генриетта Глебовна глянула пристально.
Я передохнул.
- Совпадением... Почти полсотни лет назад я ехал в поезде, похожем на этот. И по этому же пути...
- Но тогда вы были, наверно, ребенком!
- Да, стриженный под "полубокс" мальчик в ковбойке и сандаликах... Мальчик в те дни открыл дорогу в Овражки и очень любил бывать там... И вот в вагон вошла дама с сундучком и в тех же выражениях, что и сегодня, напомнила мальчику о правилах хорошего тона. Мальчик стал выбираться с сиденья, зацепился за сундук...
- ...и порвал брюки.
- Я был в заграничных замшевых штанишках и до крови расцарапал ногу. Это вас... то есть даму очень расстроило. Она уговорила мальчика сойти у Старого моста и отправиться к ней домой для "мазанья йодом и бинтования". Мальчик согласился (исключительно, чтобы не выглядеть трусом) и по дороге помог тащить сундучок.
- Он не тяжелый, пустой... Я возила его в мастерскую, потому что испортилась музыка в замке.
- В тот раз вы сказали так же!
- Гм... Но, полагаю, выглядела я тогда несколько иначе?
- Полагаю, что да, - в тон ответил я. - Но... для десятилетнего мальчишки все взрослые, кому за двадцать, кажутся пожилыми.
- Увы, мне было тогда уже за тридцать.
"Тем более!" - чуть не брякнул я. Но осторожно сказал о другом:
- Тем более, что я не настаиваю. Как принято говорить, "может, мальчика-то и не было...". Не исключено, что все это - плод моего воображения. Или выкрутасы отраженного мира...
Она не удивилась. Кивнула снисходительно:
- Возможно, что и так... По крайней мере, я не помню такого эпизода...
- А я помню отчетливо. Вернее, представляю... Как мы пили чай с маленькими рогаликами, как потом я еще несколько раз забегал к вам в гости на Пустырную улицу... Вы ведь жили тогда на Пустырной?
- Признаться, и сейчас живу...
Мы вышли на станции, похожей на дачный павильончик. По замшелому каменному мосту перешли бурливую речку Окуневку - она виляла среди зеленых откосов. И зашагали по улице Тележной мимо палисадников, двухэтажных контор и кирпичной аркады торговых рядов прошлого века. Сейчас под арками ютились фанерные киоски и овощные прилавки.
Было, как и дома, тепло и солнечно. Яблони не попадались, но зацветала сирень. Я нес на плече плащ, в левой руке - свой "сидор", а в правой сундучок. Держал его за медную витую ручку, приклепанную к горбатой крышке. Сундучок и правда был не тяжелый.
Генриетта Глебовна шагала рядом с сундучком. Глянула на меня и заметила:
- Вы идете уверенно. Видимо, и правда помните дорогу.
- Я многое помню... Например, вашу лампу со стеклянным зеленым шаром. И картину, на которой мальчик тянется к сундучку... похожему на этот.
- С ума сойти... Лампа разбилась тридцать лет назад!
- А картина цела?
- Да... Но... Откуда вы все это знаете? Мне даже страшно, - заявила она. Впрочем, без всякого страха. В голосе ее мягко перекатывались граненые камушки. - Я начинаю подозревать...
- ...уж не злодей ли я, не рэкетир ли какой-нибудь или, может, домушник, пожелавший втереться в доверие?
- Увы...
- Нет, Генриетта Глебовна, у меня другая профессия. Хотя, по мнению некоторых, не менее романтичная и прибыльная.
- Какая же... э... Простите, ваше имя-отчество?
- Игорь Петрович.
- Игорь Петрович и...
- Решилов, - вздохнул я.
Тут она по-настоящему засмущалась:
- Простите, а... возможно, это совпадение, но... последний номер журнала "Огни", там портрет и...
- Да, Генриетта Глебовна, да, - обреченно сказал я. Потому что куда деваться...
- Как замечательно! - Она даже зарумянилась. - Ваши "Лунные эскадроны" у меня на полке. Я их читала пять раз...
Ох как не хотелось мне об этом.
- Бог с ними, с "Эскадронами". Давняя вещь...
- А сейчас? Тоже над чем-нибудь работаете?
Фу ты, умная вроде бы женщина, а как обалделая девица на конференции "Встреча с писателем". Неужели даже здесь от этого не уйдешь?
- Сейчас вот не работаю, как видите. Путешествую...
- Память детства, так сказать, да?.. Еще один источник вдохновения?
- Будем считать, что так, - буркнул я.
Она, кажется, застыдилась своей дурацкой умиленности. Сказала уже по-иному, пряча за суховатостью смущение:
- Но, увы, я все-таки не могу припомнить ваших детских визитов...
- Я ведь и говорю: самому кажется иногда, что я в детстве просто придумал ваш городок... Мне нравилось бывать здесь, потому что столько загадок... И еще потому, что мальчишки тут никогда не приставали, не дразнились. На любой улице брали в игру как своего. Один раз я заигрался допоздна, и вы оставили меня ночевать. И сами позвонили маме, чтобы не волновалась...