Логика птиц

возгоралась от сердца того несчастного старца.
Его любовь в ту ночь возросла в сотни раз,
и внезапно рассудок он совсем потерял.
Сердце оторвал от себя и от мира,
загрустил, посыпал голову прахом.
Ни на миг от любви не уснул,
всё томился и жалобно плакал.
Думал: «О Боже, эта ночь бесконечна,
неужели погасло небесное светило?
Я провел в воздержании много ночей,
но такой никогда не испытывал.
Сгорел, как свеча, нет больше света,
в печени нет воды — только кровь сердца.
Как свечу, убивали гореньем и светом,
ночью палили, а днем потушили.
Всю ночь подвергаюсь я нападениям[125],
залит кровью из ран с ног до головы.
Каждый миг ночи приносит сто вылазок!
Предчувствую, каков будет день.
У любого, кому после такого дня выпадет подобная ночь,
печень вспыхнет и будет гореть сутками.
Пребывая в горячке ночью и днём,
в эту ночь обрёл я свой день[126]
В день, когда меня сотворили,
только для этой ночи создан был я.
О Боже, эту ночь уже не сменит день,
не возродится светоч небосвода.
О Боже, сколько же знаков[127] в этой ночи?
Или День воскресения[128] наступил этой ночью?
Или от моего вздоха угас светоч небосвода?
Или так посрамлён он ликом любимой моей, что скрыли его завесой?
Хорошо, что ночь длинна и черна, словно её волосы,
иначе сто раз уже умер бы, не видя её лица.
Совсем сгорю я от страсти,
нет сил усмирить бунт любви.
Где молодость, чтобы годами описывать несчастье
и жаловаться на свою судьбу?
Где выдержка мужа, чтоб скрыть свои чувства
и осушить бокал крепкого вина?
Где удача, чтобы я пробудился
и добился ответной любви?
Где разум, чтобы я вернул себе знание,
и какой хитростью возвратить мне его?
Где рука, чтобы посыпать голову пылью дороги[129]
или из-под земли и крови поднять голову?
Где ноги, чтобы пройти на улицу любимой,
где глаза, чтобы увидеть лицо её?!
Где любимая, чтоб сердцем отозвалась на боль,
где друг, чтоб руку подал хоть на миг?
Где день, чтобы плакать и стонать,
где сознание, чтоб вернуть рассудительность?
Ум исчез, иссякло терпенье, ушла любимая,
разве это любовь, откуда такая боль, что это такое?!»
Все друзья, услышав стенания шейха,
собрались в ту ночь его поддержать.
Один друг сказал: «О великий шейх!
Встань, искушение уничтожь омовеньем».
Шейх ответил: «В эту ночь кровью сердца
я сделал сто омовений, о незрячий!»
Вот другой спросил: «Где же чётки твои?
Как твоё дело будет правым без чёток?»
Ответил: «Бросил я чётки —
мешали зуннар затянуть».
Вот другой сказал: «Эй, старый учитель,
если ты заблуждался, покайся скорей!»
Ответил: «Покаялся всей честью и совестью[130],
чтобы не быть шейхом и выйти из этого невозможного состояния».
Вот другой предложил: «Эй, знающий тайное,
поднимись, возьми себя в руки, намаз соверши!»
Ответил: «Мой михраб[131] — лицо любимой моей! Где оно,
чтоб молитвы я стал читать непрерывно?»
Воскликнул один: «Хватит кощунствовать, встань
и в укромном месте преклони перед Богом колени!»
Ответил: «Если моя возлюбленная здесь,
поклонение перед ней и нахожу я прекрасным».
Вот один упрекнул: «Нет у тебя сожаления,
ни на миг не болеешь душой об исламе».
Ответил: «Сожалением я переполнен сверх меры:
почему не был влюблён я до этого?»
Вот один сказал: «Дэв[132] дорогу твою пересек,
стрелой безнадежности твоё сердце вдруг поразил».
Ответил: «Передай тому дэву:
пусть стреляет и впредь, его выстрел прекрасен и меток».
Вот другой сказал: «Если о нас проведают,
пустят слух: предводитель сбился с пути!»
Ответил: «Я свободен уж от славы и стыда,
разбил я о камень склянку двуличия».
Вот один сказал: «Старые друзья
на тебя в обиде — сердца всех разбиты».
Ответил: «Когда рядом прелестная христианка,
нет сердцу дела до чужих обид».
Вот другой сказал: «Послушай друзей,
чтобы уйти назад этой ночью в Каабу».
Ответил: «Нет рядом Каабы, но есть монастырь.
В Каабе я трезв. В монастыре — пьян».
Вот один сказал: «Собирайся-ка в путь,
сядь, вернувшись, в Каабе и моли о прощении».
Ответил: «Милости прошу, склонив голову
к порогу красавицы, отвяжись от меня!»
Вот другой сказал: «На пути твоём ад!
Ты знаешь, что там тебя ждёт, и не посмеешь грешить».
Ответил: «Возьму я ад себе в спутники:
семь адов сейчас могут вспыхнуть от одного моего вздоха».

125

«Ночное нападение на спящее войско» — классическое аллегорическое указание на необходимость повышать бдительность, когда возникает объективная слабость, иногда действительно связанная с обычным физическим сном.

126

Дословно: свой макам, т.е. «стоянку» в суфийской терминологии. Шейх добровольно принял испытание бременем любовных мук, поняв, что иначе следующие макамы ему никогда не будут доступны.

127

Санаан рассматривает всю совокупность обстоятельств: своё состояние, мюридов и девушки, событийную канву, — иными словами, анализирует тотальный фон происходящего, опираясь на известные ему принципы. При этом он видит, что каких-то элементов не хватает, какие-то в избытке, и поэтому находится в растерянности.

128

Судный день, когда все завесы спадут, а человек останется безо всех ложных опор. Санаан также не видит для себя опоры.

129

Санаан уподобляет себя то умирающему, то уже умершему, то воскресающему.

130

Дословно: всем, что совесть объемлет, всем «намусом», т.е. шейху

становится безралично дальнейшее — совесть его чиста.

131

Михраб — ниша в мечети, показывающая кыблу — направление молитвы. У правоверных это направление — в сторону Мекки.

132

Дэв — злой дух в иранских преданиях.