Логика птиц

Падишах и сын визиря

Жил некогда падишах, невероятно могущественный:
целых семь государств держал в подчинении.
В командовании равен был он Искандару,
от Кафы до Кафы было не счесть его войск.
Простиралось его величие выше луны,
и она в его свете дважды теряла лицо.
Служил тому хосрову великий визирь,
утончённый и проницательный, согласно сану.
У опытного визиря был сын,
красою лица не уступавший красоте мира.
Никто никогда не видал прекраснее юноши,
и ни один красавец не имел такого почёта, как он.
Сердца настолько при виде его ликовали,
что днём он даже опасался дом покидать!
И если же восходил он луной среди дня,
словно сто воскресений наступали воочию.
В мире живом от начала времён и до вечности
не появится человек его притягательнее.
Лучезарно лицо его было, как солнце,
аромат мускуса распространяли локоны.
На милом его лице-солнце
рот и губы казались крупинкой,
их рисунок вводил людей в сумасшествие,
и исчезали даже звёзды в нём сотнями.
Но если звезда сама указывает путь в мире[359],
разве не чудо, что тридцать звёзд поместились в крупинке!?
Когда облокачивался он на подушки, его чёлка,
даже откидываясь, берегла свою высоту.
Каждый завиток локона серебрянотелого отрока
сокрушал в миг сто миров.
Каждый локон жил своими уловками,
на кончике каждого таилась сотня чудес.
Брови его — подобие лука,
но разве найти достойные его руки?
Очаровывали его глаза своей магией,
каждая ресница по-своему околдовывала.
Алые губы его — словно источник живой воды,
радостью светлый и сладкий, как сахар.
Нежный румянец щёк берёг все оттенки красоты,
как оперение — попугай, окунутый в источник граней совершенства.
Рассказывать о его зубах — знак невежливости,
ибо великолепием покрыты те драгоценности.
Его движения — само изящество,
им восторгается прошлое, восхищается будущее.
И целой жизни не хватит
передать красоту этого прелестного мальчика!..
В общем, шах из-за него опьянел
и в беде любви к нему себя потерял.
Хотя великими были его царственность и почёт,
тонким серпом ощущал он себя в печали об этой полной луне.
Настолько он в эту любовь погрузился,
что уже вернуться в себя был не в силах.
На секунду не мог оторваться от мальчика:
сразу кровоточило рекой его неспокойное сердце.
В его отсутствие не было шаху покоя,
желая встреч, терял он терпение.
Даже уснуть не мог без него он ни днём, ни ночью,
стремился быть его собеседником сутками напролёт.
С утра до вечера держал его рядом,
делился с красавцем своими секретами.
Когда ночная тьма окутывала дворец —
как ни бывало у шаха ни сна, ни покоя.
Мальчик засыпал перед шахом,
и шах его лицом любовался.
Всю ночь яркая свеча
освещала спящего отрока.
Не мог наглядеться шах на лицо луноликого,
испытывая по сотне мук каждую ночь.
То осыпал цветами его,
то с него пылинки сдувал.
То, изболевшись любовью, проливал
слёзы на лицо его дождём бесконечным.
То вдруг пир устраивал с луноликим,
поднимая бокал в честь возлюбленного.
Не мог без него и мига прожить,
мальчик стал ему нужен, как воздух.
Ох, как трудно было мальчику.
Он постоянным страхом был скован.
Боялся на минуту шаха покинуть:
тот ревнивец голову бы ему отрубил.
Скучали по сыну отец с матерью:
вот бы взглянуть на родное лицо!
Но не смели шаху в этом признаться,