— Гребаные придурки, — ворчит Гарретт, когда Дизель притягивает меня ближе.
— Когда у тебя день рождения? — требовательно спрашивает Кензо.
— Эм, в мае, кажется. — Вздыхаю, а Райдер вопросительно смотрит на меня. — Они никогда не говорили мне когда именно.
Его глаза сужаются, кулаки сжимаются.
— Я это выясню.
Дизель снова целует меня.
— У меня тоже никогда не было подарков до этих парней, но посмотри на них, посмотри, как они счастливы, ты подарила им цель. У них есть все эти деньги, и им не на кого их тратить, так что позволь им побаловать тебя, Маленькая Птичка. Это так же важно для них, как и для тебя. Их отец использовал свои деньги как оружие, еще одну вещь, которую приходилось копить. Так это? Это хорошо для них, показывая, что это может сделать что-то еще, кроме того, чтобы сделать тебя могущественной.
Он прав. Кензо широко улыбается, и даже Райдер расслабляется и кажется счастливым.
— Это прекрасно. Хотя я вижу закономерность. — Я смеюсь, и Кензо протягивает мне еще две коробки.
Осторожно закрыв коробочку с ожерельем, я оглядываюсь в поисках места, куда бы его положить, когда рука Райдера накрывает мою и извлекает его, устремив на меня взгляд своих грустных темных глаз.
— Спасибо, — шепчет он, и я следую за его взглядом к Кензо. В нем кроется что-то еще, но сейчас не самое лучшее время это выяснять.
Я киваю, и Райдер передает мне следующие две коробки. Осторожно открываю их, даже не будучи шокированной драгоценностями внутри — насколько богаты эти парни? В одной коробке лежит шарм для пирсинга со свисающей золотой змеей, от вида которой я начинаю улыбаться. В другом ‒ перстень, от которого у меня перехватывает дыхание. Он черный и большой, оправленный в золотую оправу, в которой виднеются клыки, сжимающие драгоценный камень.
— Они... — я качаю головой. — Потрясающие, — шепчу я.
— Думаю, это компенсирует все дни рождения, Рождество и все остальное, что ты когда-либо пропустила, — подкалывает Дизель.
— Пока нет, для этого потребуется еще как минимум три рейса, — добавляет Кензо с усмешкой.
Серьезно, что ли?
— Передай ей следующую, — взволнованно настаивает Кензо, и прежде чем я успеваю разинуть рот на драгоценности, они забирают их, и мне в руку кладут новую коробку.
Я осторожно открываю ее, почти качая головой при виде безделушки внутри, еще одного кольца, похожего на первое, но на этот раз красного. За ним следуют еще четыре украшения, серьги в виде змей, браслет на лодыжку и диадема. Я чувствую себя подавленной, и они должны это понимать, потому что Райдер объявляет перерыв на кофе. Я снова прижимаюсь к Дизелю, позволяя ему обнимать меня, пока пытаюсь все это осмыслить.
Это похоже на сон.
Кензо придвигается ближе, пока Райдер уходит, и хватает меня за руку.
— Прости, если это слишком, я просто хотел тебя побаловать, — предлагает он и внезапно кажется мрачным, поэтому я вспоминаю взгляд Райдера и заставляю себя улыбнуться.
— Это слишком, честно говоря, и, кажется, что это происходит с кем-то другим, но спасибо, это так много значит для меня, — говорю я ему, а затем, набравшись храбрости, наклоняюсь вперед и целую Кензо. Он издает стон в районе моих губ, и когда я отстраняюсь, он, кажется, оживляется. Кензо бросает взгляд на Гарретта, прежде чем соскользнуть на пол и перебрать оставшиеся коробки и пакеты.
Райдер возвращается и передает мне кружку с кофе, на этот раз я дую на нее, ожидая, пока она остынет. Он садится рядом со мной, достаточно близко, чтобы можно было говорить шепотом, чтобы никто другой — ну, кроме моей коалы — не мог услышать.
— Мой отец никогда не покупал маме подарков, ни разу. Если он когда-нибудь и дарил нам что-то, то только потому, что ожидал чего-то взамен, это всегда сопровождалось кнутом. Кензо любил Рождество, открывал подарки от нашей мамы, но мой отец подсчитывал каждый цент в своей голове. Ты бы видела, как это ранило нашу маму, она была такой тихой, хрупкой, слабой женщиной, даже если она очень любила нас. В конце концов, праздновать Рождество мы прекратили, но Кензо каждый год находил способ сделать ей подарок. Он зарабатывал свои собственные деньги и покупал ей что-нибудь, тайком передавая маме, когда мой отец не видел этого. Кензо думал, что это поможет сделать ее счастливой, так он показывал ей, что любит ее. Вплоть до ее смерти.
Я смотрю на Райдера, вглядываясь в его глаза. Он сказал это холодно, как будто с ним ничего не стряслось. Неужели эта корка льда снова скрывает его истинные чувства? Я так думаю, поэтому протягиваю руку и провожу пальцем по его челюсти.
— Это, должно быть, было тяжело для вас обоих. Как она умерла?
Он делает глубокий вдох, и этот лед слегка тает.
— Она покончила с собой, однажды мы пришли домой из школы и обнаружили ее висящей в коридоре. Мне удалось остановить Кензо до того, как он увидел...
— Но ты сделал это, — шепчу я.
Он кивает:
— Кензо был молод, я вытащил его на улицу, а потом... потом я попытался спасти ее. Я тянул и тянул, пытаясь втащить ее тело обратно через балкон, но тогда я был таким маленьким. Я не мог этого сделать, я не мог спасти ее.
— Рай, — шепчу я, — это была не твоя работа ‒ спасать ее. Ты был ребенком.
Он качает головой.
— Это была моя работа ‒ защищать их обоих, и я потерпел неудачу. Я больше никогда не потерплю неудачу.
Я киваю, теперь понимая, почему он такой, какой есть.
— Спасибо, что рассказал мне.
Райдер пожимает плечами, лед возвращается на место, когда он пытается отодвинуться, дистанцироваться, механизм преодоления, поэтому я хватаю его за руку и соединяю наши ладони, не отпуская, когда Кензо взволнованно протягивает мне маленькую сумку. Смеясь, я открываю ее одной рукой, отказываясь выпускать руку Райдера. Ему нужно чувствовать это, быть здесь, не запираться в себе и сидеть сложа руки, защищая нас, а наслаждаться этим, как Кензо. Он прошел через такое же воспитание, и когда Рай рассказал эту историю, я почувствовала его боль и то, как сильно он хотел показать своей матери, что любит ее. Теперь он не сможет отступить, я растоплю этот лед по кусочку раз за разом.
Внутри сумки лежит новый топ. Следующие подарки ― это много новой одежды, и когда больше нет коробок или сумок, я вздыхаю с облегчением. Как бы удивительно это ни было, я все еще пытаюсь принять подарки, но я справлюсь с этим.
Я жонглирую пакетами одной рукой, все еще держа руку Райдера в своей. К черту все это. Я крепче сжимаю его руку и прижимаю ее к своей груди.
— Вот, — бормочу я, когда мне удается поставить сумки двумя руками.
Когда я поднимаю глаза, они все смотрят на меня.
— Что? — спрашиваю я, и вдруг все они разражаются хохотом.
— Придурки, — ворчу я, когда Райдер сжимает мою грудь.
Я смотрю на него, чтобы увидеть эти холодные сверкающие глаза и его широкую и безудержную улыбку.
— Никогда не меняйся, любимая.
— Заткнись. А теперь накормите меня, похитители, я голодна.
Райдер наклоняется ближе, хватает меня за затылок и целует в лоб, растягивая поцелуй.
— Конечно, — бормочет он, прежде чем встать и направиться на кухню. Кензо бросается за ним, крепко целуя меня.
Я остаюсь с Дизелем и Гарреттом, и внезапно Гарретт выглядит неловко, но бросает в меня коробку, не глядя.
— Вот.
— Что это? Мы пропустили какую-то? — в замешательстве спрашиваю я.
— Это от меня, — бормочет он, потирая голову.
— От тебя? — скалюсь в ответ.
— Это важно, я все еще ненавижу тебя, — огрызается он, заставляя меня смеяться.
— Не волнуйся, милый, я тоже тебя ненавижу. — Киваю я, и он на мгновение ухмыляется мне.
— Открой, — требует он.
Я делаю, как мне говорят, и огромная ухмылка расплывается на моем лице. Это пистолет, он намного лучше, чем мой старый дерьмовый. Нет, этот необычный, и на затворе выгравированы слова «Девушка Гадюк».