Время от времени она и сама слышала голос Габорна, говоривший ей, какие средства послать на помощь разнообразным областям его государства.
И он не вернулся. Он перебрался в южные области Индопала в середине зимы, и до Йом дошел слух, что, возможно, он ушел в Инкарру.
Она жаждала увидеть Габорна, за каждый день, проведенный вдали от него, он становился старше на пятьдесят дней. Йом сама приняла много даров метаболизма и потому должна была сама нести свою ношу. Ее второй сын Джесс родился ровно на месяц позже первого. В своих колыбельках они выглядели почти как близнецы. И хотя дети едва ли выросли, Йом за лето прожила десятилетие, в то время как Габорн дожил больше чем до средних лет.
По мере того как приближалась весна, Миррима и Боренсон перенесли резиденцию в свое поместье в Дрюверри Марч. Большой дом не мог похвастаться ничем, кроме надежных стен, но Мирриме он нравился именно таким. Боренсон повесил свои щит и доспехи на кристаллический зуб опустошителя, и там, она надеялась, оружие и останется.
Миррима пригласила Аверан пожить с ними, и заботилась о ней так, как заботилась бы о собственной дочери. Но Аверан тоже приняла несколько даров метаболизма, и за лето она расцвела в молодую женщину, какой Боренсон восхитился бы еще несколько лет назад. Девушка, казалось, не знала покоя и бродила вокруг дома как потерянная, и часто можно было видеть ее глядящей на запад с отстраненным видом. И когда Миррима видела ее такой, то спрашивала, о чем она думает, и Аверан отвечала:
— О доме.
А потом опускала глаза и уходила в смущении.
Для Мирримы было очевидно, что Аверан хотела бы быть где-то в другом месте.
К концу лета Боренсон пошел на работу наравне со своими работниками и изучил прекрасное искусство выращивания вьющихся бобов, выпалывания сорняков и махания косой.
Миррима тем временем проводила большую часть дня у источника около дома. Он превращался в чистый водоем, глубокий и широкий, окруженный плакучими ивами. Под конец их листья стали золотистыми и вечерами шумно дрожали на ветру. Мирриме нравилось ходить туда и бросать лепестки роз в воду. Поздним летом она родила дочку, но несколько первых недель не давала ей имени.
Боренсон долго не имел известий о Габорне. Последнее, что он слышал, — что Король Земли был в Южном Кроутене. Ходили слухи, что старый король Андерс все-таки не умер после битвы при Каррисе, и его видели ночью под стенами замка в Равенскрофте. Однако другие слухи, что доходили до Боренсона, были преимущественно хорошими. Почти все люди мира стали Избранными, и среди них распространилось ощущение прочности и надежности мира, которое раньше было им неизвестно.
Часто Боренсону хотелось навестить старую соседку и помочь ей с хозяйством, и каждый раз, когда такое происходило, он знал, что, делая это, он спасает жизнь пожилой женщины. И тысячи раз, тысячи раз в день такие вещи повторялись по всему миру.
Боренсон начал понимать, что, хотя Габорн выиграл в Каррисе, как сам Эрден Геборен, однажды настанет день, когда о нем скажут: «Он был велик в деле войны, но еще более велик в деле мира».
Тем вечером Король Земли пришел к ним. Прошло чуть больше года после битвы при Каррисе, и благодаря многим дарам метаболизма Габорн постарел. Его волосы поседели, а морщины изрезали кожу. Темно-зеленые пятна крови земли на его лице выглядели как татуированные листья, а морщины на щеках стали как бы прожилками этих листьев.
Габорн приехал, остался на ночь и говорил с Боренсоном, Йом и Аверан о многих вещах — о странных событиях на юге, о слухах о возрастающем сумасшествии Селинора и о том, как сбежала его жена. Они сидели в кухне в жестких креслах, пили горячий эль, такой пенящийся, что новый слой пены вырастал практически мгновенно. Снаружи ветер становился холоднее и выл, как молодой волк.
— Дети, родившиеся в этом году, видят лучшее, чем когда-либо видели их отцы, — говорил Габорн. — Они видят новые краски в радуге, в цветах. А в Инкарре начали появляться новые животные, а многие из тех, что мы считали хорошо известными, приобретают новые Силы. Во Флидсе этим летом трава выросла длинной и сочной и пахнет так сладко, что я завидовал лошадям, которые ели ее. Только что родившиеся жеребята с рождения скачут быстрее, чем их матери.
— У меня тоже есть пара историй, — сказал Боренсон. — Мой управляющий кричит, что видит сны, посылаемые ему из Подземного Мира. Он не очень много говорит о них, но я могу сказать, что они пугают его. Он проводит слишком много времени, натачивая меч.