В дверях передней комнаты покоев королевы-регента его встречала новая прислужница благородных кровей. Дама, ещё толком не знакомая ни с порядками дворца, ни с распоряжениями хозяйки, без заминок и лишних вопросов пропустила Сэля дальше, в конце концов, он ведь являлся наследником престола и будущим магом-королём. Служанка до сих пор не подозревала, что к Его Высочеству относились здесь, словно к садовому украшению: радует глаз — и ладно, и на этом с него хватало, незачем серьёзно принимать его в расчёт.
Принц постучал в дверь спален королевы и почтительно произнёс:
— Матушка? Матушка, могу я навестить Вас?
Ответа не последовало, но Сэлю подумалось, будто он слышит голос государыни — то ли тихий шёпот, то ли слабый стон. Кажется, Нин-дар-нана находилась в помещении, поэтому Его Высочество подтолкнул дверь и проник внутрь, предварительно ещё раз предупредив:
— Ваша Милость, к Вам сын пожаловал. Я вхожу…
Все окна в спальне королевы закрывали плотные тёмные занавески. Здесь не горело ни одной лампы, и колючий мрак разрезали только редкие нарушители — тонкие полоски света. Те лучи солнца, что сумели протиснуться через щели в шторах, теперь расписывали яркими цветами предметы мебели и богатую утварь опочивален в тех местах, где оседали.
Её Милость развалилась в праздной позе в глубоком кресле, и ноги её, облачённые в атласные домашние туфли, покоились на маленьком пуфике. На королеве было надето просторное платье из мягкой и рыхлой ткани нежно-персикового оттенка, целомудренно прикрытое сверху блестящим халатом до середины бедра, облегающим фигуру и подпоясанным широким ремнём. Лицо Зармалессии выглядело совершенно отрешённым, бледным и безучастным, и Сэль быстро понял, что послужило тому виной: на прикроватном столике из драгоценного блюда, как правило, вверх вздымалась целая гора из «успокоительных чёрных жемчужин» лекарства его матушки. Но ныне гора изрядно поубавила в размерах и весе, стёрлась почти до основания. Что ни говори, всё-таки с течением времени жемчуг тоже обращается в пески, которые затем сдувают ветры и смывают дожди, только обычно на это уходят столетия… жемчуг — недолговечный «камень».
— Кто… явился в мою скромную обитель? — прошептала невменяемая королева.
Её аккуратная голова, сегодня увенчанная диадемой с серебряными цветами и драгоценными звёздами, неестественно склонилась на бок, но шею Её Милости берегла шёлковая подушечка. Определённо, кто-то позаботился о положении, в котором находилась королева-регент, во всех смыслах. Зармалессия бы точно сейчас не смогла сама надеть туфли, красиво опоясаться, подвести брови или даже подложить мягкий свёрток под собственное ухо.
— Это я, матушка, Сэль Витар, Ваш надоедливый и непокорный отпрыск, — проворчал принц.
Он решил, что Нин-дар-нана теперь не в силах его строго судить, а поэтому можно дать себе волю и совершить робкий… ну, или, напротив, дерзкий и долгожданный глоток свободы.
Сэль сглотнул слюну, подойдя к письменному столу матушки. Среди чернильниц, перьев и сосудов с песком, увеличительных стёкол и вырезанных из полудрагоценных камней зажимов для бумаги он обнаружил некоторые документы, которые страшно его заинтриговали. Прищуриваясь и напрягая зрение, принц прочёл заглавные надписи, поражённо ахнул, затем приблизился и мысленно прочёл буквы ещё разок. На столе Её Милости без присмотра лежала купчая, и не на что-то там, а на Лихие острова — бесплодный и вроде как бесполезный кусок суши на западе Зелёного моря, издревле принадлежащий Элисир-Расару, но, согласно данным бумагам, отходящий во владения соседней державы. С малых лет Сэля наставляли, что не полагается разбазаривать две вещи: жизненные силы после того, как он станет магом-королём и все его слова наполнятся майном, и земли королевства. Даже пустые и никчёмные, ведь время склонно к перемене взглядов, оно, подобно сердцам слабых, может в одночасье резко и бесповоротно изменить свой интерес.
— Не может быть. Это что ещё такое? — медленно шевеля губами, произнёс наследный принц.
— Пускай на белом поле маки расцветут, — шептала в бреду Зармалессия.
Однако внезапно на неё снизошло просветление. Королева приподнялась в кресле и заняла более достойную и собранную позу, поправила свою толстую смоляную косу и отчётливо проговорила: