Что и собирался предпринять Зархель: его экипаж уже прибыл в порт восточной, меловой гавани, однако Главный советник не торопился покидать повозку. Рядом с ним на сидении были разложены бумаги, и мужчина слишком увлёкся прочтением одного из доносов, настолько, что даже не заметил, как кучер подвёз его к пристани, как слуги доставили на судно всю поклажу и как исчез Дуностар, ушедший наводить в каюте порядок и давать распоряжения на благо дядюшки. Зато Зархель сразу оторвал взгляд от страниц, как только постучал, а затем приоткрыл дверцу повозки его излюбленный шпион Луридас.
— Ваша Светлость, вынужден Вас огорчить, — сразу заговорил о деле светловолосый мужчина, скрывающий лицо за пологим капюшоном, — мы так и не обнаружили следов Эбелиса, он словно в воду канул.
Луридас промелькнул в повозку ловко и бесшумно. Можно было бы подумать, будто напротив Главного советника никто не расположился на сидении, что это — лишь обман зрения, возникший из-за игры света и длинных теней, порождённых сумерками. Подобные соображения бы польстили Луридасу, ибо он, как и всякий лазутчик, уважал тени, а заодно ещё и поклонялся богини ночи, Сагра Соле. Больше Сагра Соле он чтил только Отравляющую Фахарис, на родину которой и стремились эти путешественники.
— Я прикажу наложить на него суровые штрафы, коли он не объявится до поднятия якоря.
На мгновение Зархель задумался и уставился в окно. Чуток поразмыслив, он вдруг изменил своё мнение:
— Впрочем, это не имеет значения. Я вычту с него, если он не прибудет к воротам Орма к сроку, а пока что дам ему увольнительную.
— Ваша Светлость, — обстоятельно и вкрадчиво зашептал Луридас, и сразу стало ясно, что его порядком беспокоит произошедшее, — Эбелис не склонен поступать похожим образом, и я переживаю, как бы он…
— Что? Вздор! — перебил собеседника Зархель. — Он, наверное, в очередной раз напился вусмерть зана и спит в какой-нибудь канаве, ты будто сам его не знаешь?
— Люди пропадают во дворце, — чеканно отбил языком шпион и зловеще улыбнулся.
Как раз в этот момент мимо промелькнула карета, на которой горели фонари, и по блестящим зубам Луридаса пробежалась полоска рыжего света.
— И, в основном, пропадают те из них, которые связаны данническими узами с Её Милостью или Вашей Светлостью.
— Брось, это вздор, — махнул рукой советник, хотя он, безусловно, дураком никогда не был и всё прекрасно понимал. — Никуда не делся твой дражайший братец, скоро он объявится, помяни моё слово. Он ведь тот ещё картёжник и любитель выпивки, и как только получит увесистый мешочек с выплатой, то сразу бежит к продажным девкам тратить, позабыв о тебе. Золото ему, видимо, на сердце давит своей тяжестью, выдавливая наружу остатки совести, он жаждет поделиться удачей с менее везучими…
— Э…
— Сколько раз уже такое было?! — Зархель не позволил подчинённому и рта открыть. — А ну не смей отвлекать меня от важных забот своей безделицей и пустыми переживаниями! Хуже женщины, ей богу… Зрят всевышние небожители… священные воды и отражённые в них небеса… да прославится род Аон! Да прославится!..
Главный советник продолжил раздражённо ворчать себе под нос, пока собирал бумаги. Луридас слегка поклонился покровителю, но не успел он выйти из повозки, как в дверях натолкнулся на высокого, плечистого и в целом пугающего Дуностара, соболиные брови которого искривились от недовольства, образуя глубокую морщинку на переносице.
— Луридас, — едва кивнув, поприветствовал мужчину седьмой ар.
— Я — Эбелис, Ваше Сиятельство, а Луридас в отлучке.
После подобных речей Дуностар ещё грознее нахмурился и просунул голову в повозку дяди.
— Ваша Светлость, нам пора.
— А? Да-да.
Только Зархель Великолепный показался Дуностару каким-то рассеянным, что было совсем не свойственно Главному советнику, превозносящему бумажную, канцелярскую работу и ценящему сосредоточенность.