Зархель, шагнув под навес, сразу направился в южную часть шатра, обращённую в частные покои, тогда как северная сторона, огороженная ширмами и занавесами, была обустроена под приёмный зал. Дуностар последовал за дядей.
Хозяев встречал безмолвный слуга, стоящий возле кровати. Сперва его нечёсаные волосы и белоснежная кожа могли показаться довольно подозрительными для несведущих, но лишь до того момента, пока они не заметили бы совершенно чёрные глаза прислужника. Его белки будто бы полностью заволокла непроницаемая плёнка, а на конечностях проступали надутые синюшно-фиолетовые вены, и в общем он смотрелся весьма жутко и наводил страх на любого, с кем сталкивался. Посвящённым же было доподлинно известно, что перед ними возвышается не какой-то там «слуга», а изменённый с помощью колдовства негуль — повреждённое воплощение утопшего. Дуностар примыкал к тесным рядам «посвящённых», ибо дядя всегда вводил племянника в курс собственных тайн. Всё-таки, Зархель считал, что седьмой ар Аонов слишком глуп для того, чтобы предать его или даже чтобы в секрете строить личные честолюбивые планы, поэтому он никогда не сомневался в верности Дуностара.
Главный советник утомлённо вздохнул и опустился на одноместную кровать, которую поддерживали резные ножки в форме львиных лап из чёрного дерева.
— Дядя, Вас ожидают донги Ална и Адана, — тихо напомнил полководец, взирая исподлобья на воплощение утопшего.
Негуль-слуга так и остался стоять возле постели, даже не шелохнувшись. Он не издавал каких-либо звуков, не выказывал интереса к происходящему, и единственное, что говорило о его присутствии в мире живых — так это грязные, глинистые следы, которые эта тварь разносила по шёлковым и шерстяным коврам в шатре. Правая нога негуля была заменена на иссушенную конечность, найденную во время раскопок в котловане, а затем, при помощи новых колдовских чар, которые теперь подчинялись Зархелю, конечность «приращивалась» к телу воплощения утопшего, скрепляясь с корпусом особенной глиной с добавлением пыли из зиртана.
При соприкосновении с землёй изменённые негули могли покрываться слоем грязи, будто бы живой, и вполне недурно слушались приказов своего создателя — Зархеля.
— Дядя…
— Дай мне хотя бы переодеться! — возмущённо рыкнул советник. — Не могу же я предстать перед донгами в столь неподобающем виде.
— Разрешите, я помогу Вам.
Дуностар подался вперёд, по направлению к небольшой кушетке, на которой были разложены свежие и чистые одежды для советника, но Зархель остановил его:
— Нет-нет, пускай слуга помогает. Пускай же моё дитя помогает мне.
Посвящённые в секреты дома Аон звали между собой повреждённых негулей просто «слугами», дабы не привлекать лишнего внимания и не порождать сплетен. Безвольных воплощений утопших, конечно, разумней было бы наречь «рабами», однако содержать рабов в Элисир-Расаре нынче было не модно, и это тоже могло бы навредить репутации семьи, которую и без того не жаловали многие.
Зархель поднёс к лицу руку, пальцы которой тоже уже сильно видоизменились: их теперь словно покрывали мелкие, тёмные чешуйки, а ногти на кончиках начинали заостряться и чернеть. Советник потёр друг о друга подушечки большого и указательного пальцев, и между ними заструились полупрозрачные угольные вихри. «Слуга»-негуль от магических манипуляций владельца пришёл в некоторое волнение и оживился. Зархель поднялся на ноги и развёл конечности по сторонам, позволяя негулю проделать всю работу за себя. И пока воплощение утопшего снимало бархатную мантию хозяина, а затем облачало его в роскошный, длинный балахон с вышивкой золотой нитью и украшениями из жемчугов, Дуностар изучал странное тело покорного прислужника.
По воплощениям утопших всегда трудно было определить, какому полу они принадлежат — мужскому или женскому. И поскольку вокруг негулей клубилось множество мифов, а нрав их был чрезмерно кровожадным и агрессивным, никто не пытался выяснить, чем именно они промышляют на просторах Ассалгота, как размножаются и как появляются на свет. Лишь одно было доподлинно известно: негули обожали поглощать живое, однако не брезговали и мертвечиной. Некоторые крупные особи выказывали такую свирепость, что могли напасть даже на стаю уграшей — второе проклятье Сломанного побережья Исар-Динн и бич всего королевства. А этот тип прилежно занимался вверенной работой, прикасаясь к господину аккуратно и обходительно. Кое-где на руках, ногах и корпусе изменённого негуля темнели причудливые разводы, походящие на трещины в земной коре, через которые наверх будто извергались почвы. Внутри смеси из глины, грязи и пыли зиртана постоянно что-то шевелилось и мерцало, словно в глубине мигали магические искры и дымились неостывшие угли чародейства.