— Кузен! — воскликнул испуганный Сэль. — Простите меня! Я не хотел!
Принц было ринулся на подмогу Дуностару, но полководец остановил его жестом:
— Не надо, не приближайся. А то… я за себя не ручаюсь. Говорил же, что не буду жалеть.
Силы покидали Дуностара, и он медленно сполз по саркофагу на пол, зажимая рану трясущимися пальцами.
— Твоя матушка и Сагар заточены в Башне Сияния, ключи… ключи возьмёшь, они у меня на связке…
Сэль, невзирая на предупреждения, подбежал к умирающему родственнику и опустился рядом на одно колено.
— Как же так, я ведь не собирался…
— Не извиняйтесь, но простите меня, Ваше Величество, — обескровленными губами прошептал Дуностар, глядя точно в глаза собеседника. — Нин-дар-дин, Адон, единственный… единственный господин всех земель, видимых и невидимых.
— Я Вас прощаю, кузен, — заверил его успокаивающим голосом Сэль.
Разве мог он поступить иначе? Как можно не принять извинения того, кто знает это магическое слово и произносит его со всей искренностью? На подобное злодеяние способны лишь самые чёрствые и невежественные, а Сэль и так забрал у Дуностара слишком многое сейчас, намного больше, нежели то, на что изначально претендовал седьмой ар.
Наследник крепко сжал руку, которой князь Аонов тянулся к его растрёпанным нарядам. Юноша так и не понял, что Дуностар предлагал ему какой-то предмет, но смерть уже явилась на свою жатву, она уже стояла за спиной раненого.
— Это… ключ, — неразборчиво бормотал Дуностар, пока глаза его заволакивала перламутровая пелена. — «Даже камни… лгут… когда огни… меняются… местами…»
— Прошу, молчите, пожалуйста!
Впрочем, было поздно: Дуностар испустил финальный вздох, пока Сэль недоумевал, отчего последними словами его родственника стала эта бестолковая, детская загадочка. Взгляд принца упал на связку ключей на поясе кузена, и он забрал своё наследство после того, как аккуратно сложил руки погибшего на груди, втиснув между кистями Дуностара его собственный меч. На мгновение Сэлю показалось, что он услышал какой-то лёгкий звон и дребезг металла, но удручённый принц не придал значения этому происшествию. Печально закрыв глаза, юноша прочёл про себя заупокойную молитву, и попросил Шалвиру, богиню ливней, пролить пару слёз по погибшему, тем самым прославляя его имя и увековечивая честь. И не важно, что на самом деле было при жизни, и что послужило причиной падения…
Отчаянно стараясь не расплакаться, Сэль поднялся на ноги и сделал шаг в сторону выхода из усыпальницы, как заметил, что по полу от мёртвого тела Дуностара покатилось что-то мелкое и блестящее в его направлении. Принц остановил это «что-то» сапогом, затем наклонился и подобрал роскошный перстень с овальным александритом по середине, обрамлённым россыпью бриллиантов.
— Ваше возлюбленное кольцо-оберег, кузен? Вы даёте… даёте его мне?
Внезапно принц прозрел. Что за камни лгут, когда огни меняются местами? Ведь именно александрит знаменит тем, что его окраска зависит от окружающего освещения; на солнце он делается тёмно-синим, а при пламени свечей и излучении кримов становится малиново-красным, как сейчас. Повертев перстень на ладони, принц бросился к саркофагу отца.
— Тёмно-синий только при свете дня! Не сапфир, да, отец? Это кольцо должно быть с александритом… «Сандро»! Это ведь прозвище Вашего наиболее преданного соратника.
Снова очутившись возле роскошного надгробия и столкнувшись лицом к лицу с надписью, гласящей: «нечто воистину прекрасное; то, во что я верю сердцем», Сэль Витар торжественно заключил:
— Должно быть, это и был Сандро, Ваш самый близкий человек, батюшка.
Принц вложил кольцо в специальный паз, повернул замок и… о чудо! Всё заработало, как надо. Усыпальница наполнилась скрежетом и треском, и потайное отверстие в каменном ящике открылось, являя возбуждённому взору Его Высочества великолепный, нетронутый временем меч Кровь и Вода, чей сверкающей, белоснежный клинок из первоклассной стали сиял так, словно его только что отполировали.
— Быть того не может, Дуностар! — поражённо воскликнул Сэль, прижимая ладони к щекам и оборачиваясь на кузена, заснувшего вечным сном. — Вот это поистине дар! Дуностар, я позабочусь о твоих останках позже, клянусь тебе, а пока у меня имеются неотложные дела!