— О, звёздный свет! — прошептала Глава. — Неужели творец Ра’Ум вернулся в Ассалгот?
Ирмингаут наступила в воду и направилась к горе из обломков. Пока женщина пробиралась через лабиринт из осколков, каменных глыб, растерзанных предметов быта и тел погибших дворцовых стражников, она решила, что, должно быть, этот демон Эйман Эр Данаарн тоже претерпел чудовищные изменения, и на древнего лунга более не похож. Каково же было её удивление, когда на вершине мусорной горы Ирмингаут узрела того самого Эра, с которым встречалась не так давно.
Маг, как и полагалось, напоминал бессмертного лунга и вполне походил на себя лично, только более озлобленного и остервенелого, что ли. Его рыжеватые волосы, остриженные по плечи, развевались за спиной, брови сошлись на переносице, а верхняя губа чуток приподнялась, обнажая зубы и демонстрируя пугающий оскал. На нём не то, чтобы не было лица… напротив, физиономию его то искажала очередная дикая гримаса, то озаряла новая вспышка радости — слишком многое менялось за короткие мгновения, и порой у Эра возникало настолько противоречивое выражение, что его было не узнать. Глаза его блистали подобно двум жарким солнцам, искомо бело-жёлтым, или золотым, в противовес тем багряным дискам, что тонули в очах Ирмингаут. Её светила навсегда поглотили реки крови, они застряли то ли на заре, то ли на закате, так и не пройдя через рубеж переломного момента, и потому не обесцветились. Пылающие зеницы Эра, наоборот, навечно замерли в собственном зените, словно запечатлевая миг наивысшего развития в лучах славы, продлённой в бесконечность. Единственный отблеск света мог воскресить на их поверхности яркую золотую вспышку, что слепила всех вокруг. Что это, метка божественности, отпечаток настоящего просветления или клеймо демонической скверны, связанное с тем, что так почитали и так презирали люди — с нетленным золотом?
Не устрашившись зловещего золотого блеска, Ирмингаут начала своё восхождение на гору из обломков и покарабкалась наверх, к Эру. У неё из носа снова заструилась кровь, но даже это не остановило упорную эльфийку.
Демона-оборотня ударила в левый бок очередная волна, но он устоял, удержавшись на ногах, после чего разразился хохотом:
— Ха-ха! Утопить? Меня? Но мне благоволит другая текучая стихия. Я — властелин потоков майна!
— Эр! Эр, остановись! — закричала приближающаяся женщина, которую воды не трогали. — Прекрати эти бессмысленные разрушения! Усмири свой гнев! Город… он и без того вдоволь настрадался.
— Что? — отрешённо вопросил маг, смотря в иную сторону.
Воды Зелёного моря не могли сокрушить его защиту, а если даже водам предвечного океана бессмертия — Лассы — не по силам расквитаться с собственным сыном, то, что тогда сумеет противопоставить ему Ирмингаут? Здравый смысл? Трезвомыслие?
— Эр! Ты впал в помешательство! У тебя… у тебя вспышка гнева! Очнись же! Или ты сравняешь с землёй целые Исар-Динны!
Только бессмертный маг не внимал речам женщины, он продолжал неистово размахивать руками, всякий раз разрубая на части бушующую волну, которая сразу разлеталась вокруг сверкающими брызгами. Потоки колдовской энергии вибрировали и напрягались, из-за чего у Ирмингаут заложило уши.
— Эр! У тебя вспышка гнева! Очнись! Образумься! Как же Сэль?
— Вспышка… гнева? — поражённо прошептал маг, перебирая в памяти словосочетания со схожим звучанием.
Кажется, да… он что-то такое уже слыхивал прежде. Ясноокие древние лунги, великие создания, чьего чела не касаются ни старость, ни болезни, знамениты среди других происхождений не только своими выдающимися способностями или потрясающими талантами, но и одним изъяном, весьма разрушительным. Порой лунгов поглощали неконтролируемые вспышки ярости, под затмения которых древние творили поистине страшные и безбожные вещи, не отдавая себе отчёта в действиях и не беспокоясь о последствиях.
— Сэль… — отбил губами маг.