— …хочу, чтобы ты оставил в покое Элисир-Расар, и затем остался со мной, — тихо прошептал Сэль, глядя точно в глаза друга.
На его длинных пепельно-серых ресницах повисли грозди из хрустальных слёз, через которые проскальзывали шальные лучики света, ибо солнце давно воспряло над землями мага-короля, видимыми и невидимыми. Оно взошло и окрасило могучие пресные реки и солёные озёра в золотистый, так похожий оттенком на зеницы Эра.
— Это уже два желания, Высочество, — хмыкнул демон-оборотень, не давая принцу продвигать вперёд оружие. — Так и быть, я не трону местных жителей и вообще миную Элисир-Расар стороной, коли тебе ради этого даже жизни не жалко! — злобно прокричал он, выпуская клинок Крови и Воды.
— Правда? — ошеломлённо, но радостно вопросил принц.
— Правда, глупый мальчишка. Посмотри, что ты натворил. Тем более, наш договор уже себя изжил. Я ведь тоже заполучил обещанное.
Сэль немного расслабился и опустил меч на уровень талии, пока Данаарн извлекал из кармана сияющий золотисто-белыми искрами арашвир.
— Видишь, камень у меня, а это значит, что договор уже не работает. Тебе незачем жертвовать собой, отныне даже нарушение правил не превратит меня в вечно обязанного раба, да и исполнить твою просьбу не столь уж…
Пожалуй, у судьбы были иные планы: гора из мусора — не столь устойчивый фундамент, каким кажется издалека. Сэль и Данаарн давно покинули монолитный гранитный обелиск и ступили на более опасные и рыхлые земли. Внезапно что-то зашевелилось под сапогами Сэля, затем покатилось вниз, и вместе с плитой принц и демон-оборотень рухнули к подножью груды хлама, туда, где залегали более ровные и надёжные пласты.
Падение только рассмешило и раззадорило Эра. Что он вообще о себе возомнил? Подобные события отлично сбивают спесь с самых могущественных, удачливых и смелых. В конечном итоге, они с принцем — лишь расходные фигурки на столе игр для высших сил, безразличных и поистине бесчувственных к страданиям живых. Эти силы, как настоящие хозяева правды и природы, знают только те законы, которые нельзя нарушить в любом из случаев, они властвуют над стихиями, повелевают космосом и распоряжаются всем сущем, в упор не замечая никого. Для них, что смертные, что бессмертные — всё едино; просто-напросто однородный и бесплодный песок.
Когда грохот падающих камней прекратился, а пыль осела, Данаарн заключил:
— Не сложно будет исполнить твоё новое повеленье, Высочество.
Он присел на колени и принялся отряхиваться от грязи. Оглянувшись вокруг, демон-оборотень подметил, что водоворот в море ещё не усмирился, хотя уже перестал исторгать из своего чрева струи зиртана, но, в целом, всё как-то слишком притихло.
— Сэль? Ты счастлив? — насмешливо и иронично вопросил маг, поднимаясь на ноги.
Принца нигде не было видно, ровно, как и Ирмингаут.
— Сэль? Ты язык проглотил?
Вскоре из-за поваленной на бок двери из массива красного дерева раздался сдавленный кашель, и Данаарну вновь выпал шанс испытать кое-что, что он давненько не испытывал: это неприятное, инородное и зудящее чувство, когда по наличию маленькой тревожной детали в голове сразу складывается картинка худших обстоятельств, которая выбивает почву из-под ног, и ты будто бы плывёшь в пространстве, сам становясь чем-то несуществующим. Дыхание замирает, сердце леденеет, и по всем членам струится холодный ветерок, шепчущий на ушко как проклятье страшные слова — «непоправимая беда».
— Кха-кха-кха! Кха-кха!
Эр что есть мочи помчался на внутриутробные звуки.
— Хорошо, что королевы здесь нет, а то бы она пришла в ярость из-за того, что ты снова её ослушался и осмелился кашлять, — наигранно выдал Данаарн.
Однако на сей раз явь оказалась куда страшней фантазий: в тени огромной двери на спине лежал наследный принц, и из его живота торчал его же собственный меч, рукоятью устремляясь влево и вверх, к солнцу. Данаарн, лишившись дара речи, просто покачал головой из стороны в сторону. Он то ли пытался изгнать из глаз это наваждение, то ли счёл, что всё происходящее — лишь результат проделок больного воображения. Призрак, дурное и скверное приведение наиболее жутких и нежеланных ситуаций, как отголосок странной тяги к всему чудовищному и запретному, или как знамение неминуемой расплаты; как наказание после смерти. Но — нет, это бедствие произошло взаправду, и его мираж было не развеять даже столь передовому магу, даже властелину всяческих иллюзий.