Упав на колени рядом с обречённым принцем, Данаарн, выпучивая глаза, пристально уставился на белеющее лицо раненого. Кровь, что питала и обогревала кожные покровы Сэля, медленно отступала, сдавая врагу позиции. Его щёки и губы бледнели, однако из раны стремительно вытекали густые, насыщенно-бордовые реки.
Сэль потянул руку к подельнику, и Эр тут же принял его изящные, остывающие пальцы в свою массивную ладонь. Бессмертный до сих пор поверить не мог, что, когда уже практически все трения успешно разрешились, а перипетии были преодолены, случилось это несчастливое… эта безобразная, отвратительная, чудовищная несправедливость.
— Что я натворил?! — сорвавшимся голосом заревел маг.
— Нет, ничего. Ты не виноват. Прошу… — принц произносил каждое последующее слово всё тише и тише, и Данаарну пришлось склониться над ним, дабы иметь возможность хоть что-то слышать. — Прошу, убирайся с миром из моих земель и никогда не возвращайся. Если хочешь… можешь забрать моё сердце себе, в мире теней оно мне не пригодится.
— Что ты такое несёшь?!
Пальцы Его Высочества начали выскальзывать из могучей руки демона-оборотня, и тогда бессмертный приподнял его, крепко обнял за плечи и прижал к себе.
— Какой же ты дурак! Глупый мальчишка, я же говорил тебе не играть с холодным оружием! У тебя слишком мало опыта…
— Обещай, — прохрипел Сэль.
В уголках его рта появились капельки крови, и юноша медленно прикрыл глаза.
— Я ведь уже сказал, что обещаю! — рыкнул демон-оборотень, прижимая тело принца, которого покидали силы. — Замолчи! Я общею, и договор станет мне свидетелем.
— Ха… — усмехнулся Его Высочество, пытаясь приобнять Эра в ответ. — Договор… уже не работает.
На последнем слове Сэль обмяк.
После своего возвращения в Ассалгот и обретения шанса на вторую жизнь Эйман Эр Данаарн почти ничего не чувствовал. Печали ему не досаждали, тревога не размывала зрение, радость и отчаяние не терзали изнутри, лишая сна, спокойствия, уверенности, сил. Ничто не омрачало его дни, но ничто и не разгоняло тьму ночи, и, возможно, лучше было бы всё оставить в первозданных сумерках, только вот всякий лунг славился упрямством и своеволием на весь честной мир. Эйман Эр Данаарн решил тогда во что бы то ни стало вернуть себе чувства и оживить собственную душу мощной волной свежих ощущений. Кто бы знал, что с ним приключится такое злое происшествие и его новое сердце тоже разобьётся в дребезги?
Время в мире людей лучше коротать без сердца, так проще добиться успеха, и так легче двигаться к победе по долгому, единообразному пути.
Обливаясь слезами, сокрушаясь, и качая головой, Эр не мог поверить в то, что Сэль только что испустил свой дух.
— Судьба дала мне второй шанс, только чтобы посмеяться надо мной?! — заревел маг, запрокидывая голову назад и воздух содрогнулся от раскатов его демонического плача.
Он по-прежнему не выпускал из рук наследника.
— Я проклинаю тот день, когда ступил на эти дурные земли! Я проклинаю того, кто!..
— Любовь моя? — прозвенел внутри него золотой голос.
Этот голос, что оберегал Эра с самого начала, и что стерёг и взращивал его лучшие, наиболее светлые чувства, принялся медленно отделяться и оформляться в нечто понятное и осознанное, то представая в образе золотистого, мерцающего облака, то пронзительного луча солнца.
— Моя… любовь? Ты… можешь ему помочь?
На крики явилась Ирмингаут. Она вынырнула из-за тёмно-серой поваленной глыбы — куска стены, украшенной причудливым орнаментом, — и сама походила на чёрного призрака скорби, облачённая в мрачные и потрёпанные одежды. Сперва женщина не поняла, что случилось, но когда общая картина достигла цели — её глаз, и её сердца, эльфийка почувствовала, как нутро её изрезали в клочья восемь промороженных до основания мечей. Восемь — скверное число в её культуре, сулящее беды и предвещающее лишь невезения. Ирмингаут прикрыла рот руками. Сначала Тэй Алькосур, теперь его сын… сын тоже присоединится к сомну великих предков столь бестолково, столь бессмысленно и… рано? Не может быть! Поистине проклятье!
— Я ненавижу этот город! — завыла женщина.
Водоворот, всё это время находящийся в некотором отдалении и ничем не мешавший присутствующим, стал плавно приближаться. Он медленно брал в оцепление остров из мусора и обломков, затем разделился посередине, окутал сушу и вновь сомкнулся воедино. Вскоре плотные стены воды уже вздымались с каждой стороны, продолжая стремительно закручиваться и раскачиваться. Ирмингаут, Эра и бездыханного принца сразу накрыла гигантская тень. Сверху ещё пробивались лучи солнца, и по кромке водоворота пробегались золотые искры зиртана, добавляющие света и блеска гнетущей обстановке.