В дверях хижины, наконец, показался растрёпанный Алхимик, и Лили взялась его отчитывать:
— Нейван! И чему, спрашивается, ты учишь юное поколение? Тому, что шалфей «от ведьм»? Напрасно Его Величество на тебя понадеялся!
— Не серчай, не серчай, сестрица! — заныл Алхимик, вцепляясь в собственный передник и прикрываясь им от гнева былой подопечной.
Лили, напоследок грозно сверкнув взором на провинившегося, направилась к скамье, ловко ухватилась за ручку опустевший корзины для булочек, и поспешила по мощёной дорожке в те части дворцового сада, что ныне более приличествовали её положению.
— До встречи! До встречи, госпожа Главный секретарь! — прощались с ней ученики Алхимика.
— Удачи, сестрица! — крикнул сам Нейван.
По пути Лили завернула в небольшую «обсерваторию», возведённую специально для Бел-Атар Касарбина, теперь придворного астронома — зеленоглазого красавца-иностранца с чуть золотистой кожей. Касарбин до сих пор смотрелся в Янтарном дворце весьма экзотически, впрочем, такое качество очень гармонично сочеталось с его необычайной должностью.
Лили колотила в деревянную дверь что есть мочи, потому что часто бдящий по ночам Касарбин обычно ничего не слышал по утрам, и вплоть до обеда его было не добудиться, однако сегодня дверь распахнулась чрезвычайно быстро.
— О! Доброе… утро, — выдала ошеломлённая Лили, замерев с поднятым кулаком, нацеленным на дверь.
— Доброе, — мягко и улыбчиво ответил Бел-Атар.
Он уже был во всеоружии и при полном параде: в нарядном бело-кремовом камзоле до колен, просторных штанах из голубого атласа и опоясанный широким кушаком светло-зелёного оттенка с пушистой бахромой на конце хвостов-лент. К ремню его, как и полагалось, крепился меч. Волосы молодого человека отросли до середины шеи и живописно обрамляли его лицо.
Видя недоумённую и даже чуток разочарованную физиономию Лили, или госпожи Главного секретаря, Бел-Атар насмешливо произнёс:
— Неужто думала, что в такой знаменательный день я опять встречу тебя в одном исподнем? И с кругами под глазами? Нет же, я специально выспался.
Касарбин принял корзинку из рук подруги и отставил её в сторонку на крыльцо, после чего предложил девушке свой локоть, полностью готовый к прогулке.
— Ну, что? Идём?
— Да! Да, — спохватилась Лили.
Она оплела предплечье спутника пальцами и уже вдвоём молодые люди направились во дворец, на большое и пышное празднество.
— Хм, — нерешительно заговорила Лили, — я вот что вспомнила… а ты сообщил тогда Главе настоящее имя этой женщины лунгов? Металлии Дрейк?
— Пришлось. Я же обещал, — не выдержав, молодой человек добавил. — Видимо я, как человек слова, ещё и верю всему подряд, будто дурак.
— Да, рты людей не соединяются с их сердцами, это я давно усвоила на новой должности.
— Однако у тебя всегда в запасе смертельное оружие — острая память, которая заткнёт за пояс любого, посмевшего лгать в присутствии Его Величества. Или путать факты, — язвительно отметил мужчина.
Мимо мелькали ещё неопушённые деревья, лысые кусты и старая, пожухлая трава, однако некоторые дивные и исключительные сорта, такие, как заморская слива, уже начали цвести, не произведя на свет ни единого зелёного листика. В конце концов, их ценили за ароматные бутоны и сочные плоды, а не за раскидистые кроны или заливистые тени.
Перед входом во дворец Лили немного вырвалась вперёд, и Бел-Атар без сопротивления выпустил её на волю, но лишь для того, чтобы полюбоваться издалека и сполна насладиться зрелищем. Её густые, игривые локоны собирались в объёмную причёску, закреплённую строгим черепаховым гребнем, ничем не выделяющимся, ровно так же, как и платье из нежно-серого бархата, которое не привлекало особого внимания — всё должно было быть скромным, кроме цены материалов, конечно, из которых исполнялись и одежда, и аксессуары. Таковы уж правила приличий и закономерности дворца! Если бы Таолили взялась наряжаться и щеголять в ярких одеждах как Бел-Атар, ей бы точно этого не простили. Её и так не рады были видеть изо дня в день возле трона мага-короля.
Впрочем, кое-что оставалось неизменным, и за высоким стоячим воротом мантии госпожи Главного секретаря протянулась длинная тесьма из тёмно-зелёного шёлка с массивной кисточкой, на которую нанизывались и округлые нефриты, и гранёные изумруды… Эта пикантная деталь, о которой почти никто не знал, всегда нравилась Касарбину. Догнав подругу, он вдруг вслух вспомнил былые времена: