Прабабка Зармалессии почиталась как великая и могущественная колдунья, чей талант унаследовала королева-мать. Впрочем, сейчас Её Милость слишком увлеклась различными настойками на грибах и маке, «умиротворяющими душу и смиряющими страсти», так что пророческий дар её надолго покинул, и единственное, что Зармалессия видела в своих бредовых снах или грёзах наяву — это бесноватые картинки. Однако сегодня будто бы всё вернулось к истокам, восвояси, и Нин-дар-нана сумела на миг приподнять завесу из реальности и заглянуть в грядущее. И то, что она там узрела, не требовало дополнительных толкований; оно не призывало к тяжёлым раздумьям, отнюдь. Никаких загадочных фраз, никаких иносказаний, всё было предельно ясно. Будущее не оставляло сомнений, оно сулило одно — неминуемый крах, неотвратимую беду.
Да, можно называть суда «непотопляемыми», но время беспощадно к смертным и их строениям. Любому кораблю суждено погибнуть, его разрушат волны, он сгниёт и всё равно пойдёт на дно, сколь опытным ни был бы капитан и как бы ловко не лавировал среди скал. Даже стоя у причала, лодка уже обречена. Остаётся уповать лишь на те далёкие странствия и новые открытия, которые команде удастся совершить за короткий срок в людские жизни. Однако, это не всякому по силам. В конечном счёте, в знакомых водах проще плавать, только у единиц имеется решимость, чтобы поднять якорь и отправиться за горизонт.
— Мируна! Мируна, где ты? Скорее сюда! Твоя… твоя госпожа тебя зовёт!
Зармалессия очень быстро позабыла о руте и шалфее, якобы защищающих от ведьм и отваживающих злых демонов, и вскоре рука её неосознанно потянулась к миске, где аккуратной горкой были сложены драгоценные пилюли, охлаждающие кровь. Чёрные и округлые, они походили на крупные жемчужины, сверху шарики покрывала тонкая перламутровая плёнка, на которой то вспыхивали то гасли сине-зелёные всполохи. Эта игра цвета особенно выделялась на тёмном фоне лекарства, и Её Милость забросила себе в рот сразу пригоршню из шариков, которые, на поверку, всего лишь дурманили разум и приносили лёгкое забвение. Зармалессия хорошо знала, что их слова утешения — лживы и ненадёжны, и что столь сладостной пилюлей не утолишь сухую жажду горя, однако всё равно в бреду королева шептала:
— Пускай на поле маки расцветут… Мируна… где ты?
Женщина с трудом забралась на кровать и погрузилась в тревожный сон.
Когда королева-мать пришла в себя, Мируны по-прежнему не наблюдалось рядом. Её Милость лежала на пышных подушках, одна рука покоилась у неё на груди, а вторая располагалась у лица, и первым, что Зармалессия узрела после пробуждения, были её собственные пальцы. Толстая и густая коса правительницы, переброшенная через левое плечо, обвивалась вокруг стройного женского торса, словно чернильный глубоководный питон. В покои уже проникли сумерки, и все предметы потускнели, ровно, как и боль.
В личных покоях Главного советника, Зархеля Великолепного, первого ара дома Аон, всегда кипела деятельность до самого позднего вечера. Из распахнутых дверей, которые почти никогда не закрывались на замок, в коридоры лился тёплый свет свечей и масляных ламп. Свет ковром стелился по блестящим каменным плитам, как бы приглашая пройти внутрь всех желающих, тех, у кого имелись неотложные дела к Его Светлости или срочный донос для него. Правда, на сей раз к Зархелю наведалась Её Милость. Она заявилась в неурочный час, когда большинство придворных уже лежало в собственных постелях, а слуги разбрелись по углам, и хитрые переплетения из галерей и залов Янтарного дворца патрулировали только редкие ночные стражники.
Зархель сидел за обширным письменным столом, весь погружённый в бумажную работу. Его держали в оцеплении шеренги из стопок с документами, чернильницами, сосуды с песком и тщательно очинёнными перьями, и где-то среди богатых канцелярских полей затерялась единственная отрада Главного советника — кружка с горячим травяным отваром. Вина Зархель не чтил.
— Ваша Милость, — тихо поприветствовал вошедшую советник, даже не оторвавшись от бумаг и не удостоив гостью беглым взором.
Он не счёл нужным подскакивать на ноги и тут же раскланиваться, ибо никого в помещении больше не наблюдалось, а Зархель выполнял работу за двоих в то время, как королева-мать свои обязанности давно свалила на плечи окружающих. Он прекрасно знал, что Зармалессия всё понимала, с другой стороны, настырная и неугомонная кузина постоянно отвлекала своего двоюродного братца от насущных забот, то ли выпрашивая внимания, то ли просто ища того, кто сумеет развеять её страхи.