Ватрушка приподнялся на руках и сразу ощутил сполна, как трещала и раскалывалась его худая голова. Решив, что он уже непозволительно протрезвел, Онкелиан протянул к Момо пальцы и радушно улыбнулся.
— Это моё вино. Дай тоже выпить.
Только Момо не подчинился. Он хлебнул ещё, закупорил бутылку и отставил её, убрав на самый дальний краешек деревянного стола, захламлённого различными предметами.
— Ещё чего, ты и без того налакался.
Наспех сняв куртку и сбросив сапоги, Момо без стеснения улёгся поверх Онкелиана, после чего спокойно спросил:
— Ну? И в чём дело? Чего ты так напился?
— Ох, отвали уже! И без тебя… — Ватрушка зарядил расправленной пятернёй в лоб нарушителю, отпихивая наглеца как можно дальше от себя, — и без тебя тошно. Не липни ко мне.
Правда, вскоре Ватрушка вспомнил сам, отчего же он сегодня пустился во все тяжкие и набрался, словно моряк на побывке на суше, в родных степях. Его вновь охватил жар злобы и негодования, а во рту опять появился омерзительный вкус… что же это? Не зан, и не дешёвое вино. Тогда… что?
— Я не могу расшифровать заклятье, не могу прочесть его… — обречённо выдал до сих пор пьяный маг, утыкаясь лицом в подушку.
— Ах, это? Не переживай, я что-нибудь придумаю, — тихо объявил парнишка, сдвигаясь на край койки и обнимая собственные ноги. — Ты ведь не единственный маг в Исар-Диннах, а у меня имеются связи, я много кого знаю из гебров, и даже среди жрецов Дубовых Рощ. Да и сам могу взглянуть…
— Ну, конечно, куда без твоего бахвальства! — неожиданно вспылил Ватрушка и тут же подскочил, принимая сидячую позу. — Этот пергамент не подобает показывать кому попало, иначе «добрые помощники» навредят нам! Ты понимаешь это или нет?!
Ватрушка всё повышал и повышал голос, выплёскивая больное и накипевшее на неповинного соседа по комнате. В определённый момент волшебник начал думать, что разбудит и поднимет на уши весь дом своими криками, а это нынче не входило в его планы, поэтому мужчина снизил обороты.
Наконец, он понял, что за зловещий привкус разъедал его горло — то было полное бессилие, безграничная беспомощность. Что может деловой, сообразительный, талантливый и способный Момо знать о таких вещах? Как он смеет его утешать?
— В чём истинная причина…
— Закрой свой рот, — отчеканил Ватрушка. — Ты же у нас такой умный и находчивый, отчего не видишь, что сейчас не подходящее время, дабы лезть ко мне под кожу? Убирайся прочь!
— Ты… случайно встретил в городе своих былых товарищей по учёбе? Или, того хуже, учителей?
Внезапно Ватрушку обуяла ярость. Он прищурил правый глаз, а левый выпучил в сторону Момо так остервенело и озлобленно, что парнишка перепугался. Только было уже слишком поздно, и вместо того, чтобы прогнать нахала восвояси, Онкелиан опять поддался бурному порыву и сгоряча вцепился в шею Момо обеими руками.
Передавив гортань мальчишки, Онкелиан выдернул его с кровати и припёр к стене.
— Вечно ты суёшь свой нос, куда не следует. Давно пора преподать тебе урок. Ты должен выучить это, пока в запасе ещё имеется какой-то срок.
Лан ухватился за запястья нападающего. И хоть поток воздуха уменьшался, и парнишка начал немного задыхаться, он не спешил давать действенный отпор обидчику. Его холодные глаза ничуть не изменились, словно такое уже происходило ни единожды, и Момо свыкся с жестокими выходками окружающих.
— Ты у нас незаменимый и полезный, — продолжал шипеть Онкелиан. — И перламутровую таблицу-то раздобудешь, и выучишь иероглифы, и договоришься со жрецами, и лично проберёшься в башню… А теперь! Ха! На мою работу открываешь рот?! Вздумал отнять у меня пост мага? Хочешь самостоятельно постичь заклятье?! Не бывать этому! Я здесь — главный волшебник. А ты… ты всего лишь… мелкий…
— Не… вынуждай меня… применять силу, — прохрипел Лан, продолжая пронзительно взирать на вредителя.
Именно эти морозные и бесстрастные глаза остудили пыл Онкелиана. Будто протрезвев за миг, Ватрушка разжал пальцы и медленно выпустил Момо на свободу.
— Прости. Я пьян. Ты прав, я кое-кого встретил в городе и очень рассердился. Ты прав, и напрасно я так напился…
Придя в ужас от собственных поступков, Ватрушка отвернулся в сторону и прикрыл глаза рукой. А, когда снова посмотрел на приятеля, тот уже сполз на пол и выглядел полностью сокрушённым, так, будто в мановение ока перевоплотился в какого-то другого человека — слабого, уязвлённого, тоже бессильного и беспомощного. Глаза Лана потеряли былую устойчивость и непобедимость, их заволокла пелена из слёз. Словно льды, что сковывали нутро парнишки, принялись молниеносно таять и теперь вырывались наружу полноводными реками.