— Ничего, ничего, — говорит, — это я виноват!
А сам руку прокушенную носовым платком заматывает.
— Ты не сердись на меня, Дружок! Я не хотел тебя испугать!
Испугать?! Во дает! Воронам на смех! Видно, от боли ничего не соображает, вон весь платок в кровяных пятнах, а потом, какой я ему, в собачью задницу, Дружок, еще бы Бобиком назвал! Не стал я слушать этот бред дальше, ушел в подземный переход отлеживаться, все равно у него пожрать больше ничего не было.
На другой день я уж и думать о нем забыл, уж больно денек славный выдался! Хозяйского пса травили, гуртом! Весело было! У-у-у! Идет себе на поводке рядом с Очкариком (хозяин его плюгавый), весь в белых завитушках, шампунем воняет, пор-р-р-одистый! Загр-р-р-ызу! Загр-р-р-ызу! Как эта порода называется? Забыл! Как-то по-иностранному... А еще на него комбинезон (тряпка трескучая с ватой) натянули, чтобы завитушки не запачкать! Позор-р р-роду собачьему! Первым не выдержал Драное Ухо, у него нервы слабые на всю эту шушеру, а за ним Мушка брюхатая припустила, за ними Хорек, потом Подлиза, Лишай, Дусик-Летяга, Обжора, Князь, Комар, Пройдоха — все наши подтянулись! Даже Бешеная Крыса вылез откуда-то, очухался, видать, уже. Взяли мы этого в завитушках и его Очкарика в кольцо — тут самая потеха началась! Лаем так, что у самих уши закладывает, морды ощерили, одни клыки желтые торчат! Р-р-р-ычим! Красо-о-та! Блондинчик хвост под брюхо поджал, трясется весь, и все под ноги к Очкарику жмется, а тот и того веселее:
— На помощь! — кричит. — Помогите кто-нибудь!
А голосочек тоненький такой, с проскуливанием. А уж когда Бешеная Крыса хватанул его за ногу (все-таки Крыса ненормальный!), так он от страху штаны намочил! У-у-ух! Здорово! Здорово повеселились! Ну, а потом Дворник-таджик с метлой прибежал, и пришлось нам сворачивать лавочку. Таджик — это у него порода такая, а Дворник — имя, ну навроде собачьего: Шарик, Тузик или Бобик там. Он вообще-то не плохой Дворник-таджик, зря не обижает, погреться иногда пускает в будку свою. А как-то раз он нам с Рваным Ухом о теплых краях рассказывал, где его порода живет, что там все время тепло, цветы чудные цветут и воздух пахнет спелой дыней и теплым виноградом. Ну, виноград с дыней нам как-то ни к чему, а то, что там тепло, это хорошо. С этим Дворником-таджиком тоже однажды смешной случай произошел. Бреду я себе как-то раз по двору, по делам моим собачьим, следы нюхаю, не забрался ли кто чужой, не потекла ли сучка какая, вижу, Дворник-таджик метлой, как обычно, улицу подметает, а рядом с ним бабка старая из четвертого подъезда костылем размахивает.
— Ты, — говорит, — здесь никто! И будешь все делать, как я скажу, вонючка черная!
Странно мне все это слышать, потому что Дворник-таджик всегда хорошо пахнет, ни перегаром от него никогда не несет, ни табаком, не то что она, вот воняет, так воняет! Ну, я привык, что люди в основном всякую чушь несут, я не вмешиваюсь. А старуха все не унимается.
— Понаехали тут, черножопые! — кричит. — Убивать вас всех надо!
И палкой своей все трясет, а он ей:
— Бабушка! Чего вам надо, бабушка! Вы идите себе, бабушка!
Вот потеха! Ведь у таджиков, что в теплых краях живут, нельзя старых плохо называть, это он нам с Рваным Ухом сам рассказывал. Ну, а старуха эта совсем видать с ума сошла.
— Ах ты, чурка нерусский! — кричит. — Ты мне еще указывать, что делать, будешь, я тебе сейчас покажу «идите»!
И треснула-таки его костылем. Ну, тут уж я не выдержал, пуганул старуху. Ох, и крику было! Полдвора сбежалось (я из-за угла наблюдал), то «скорую помощь» вызывать хотели, то милицию! Еле угомонились! А всего-то тяпнул ее за икру легонько так, только чтобы знала! Не люблю я, когда палкой бьют (своей спиной ученый)! А потом, Дворник-таджик — он ведь больше наш, дворовый, неблагородная у него порода считается, он вроде тоже, как мы, — дворняга, только человеческий! А дворнягу всякий пнуть рад… Я часто думаю, почему так? Ну, чем ты виноват, что родился с хвостом крючком? И какая разница, какой у тебя хвост? Разве это так важно! Вон у хозяйского боксера с соседнего двора и вовсе хвоста нет, так, обрубок какой-то! А он в тепле живет, кормят его до отвала, аж лоснится весь, а он еще в наши помойки лезет, на наши кости зарится. Разве это справедливо? Почему ему все, даже кости, а нам ничего? Неправильно это! А как правильно? Чтобы я в тепле сидел, он в переходе мерз и помойки рыл? Нет, так тоже нехорошо! И потом, не хочу я в обруче железном с шипами ходить, это ему хозяин на шею надевает, чтобы он к нам не убежал, когда мы собачьи свадьбы играем. Как же сделать так, чтобы всем хорошо было? И мне, и боксеру, и Дворнику-таджику, и даже бабке этой противной из четвертого подъезда? Не знаю я! А кто знает? Люди говорят — Бог! Странно это мне, что это за Бог такой, который все знает! Говорят, он всех любит! Неужели всех? Значит, и собак тоже? И дворняг?! Нет, наверное, только породистых, мы уж больно страшные, чего нас любить! Но мне все равно очень бы хотелось увидеть Бога, посмотреть, какой он? Я даже как-то раз в дом, где колокольчики на крыше привешены, заглянул (похоже, он там обитает), прямо внутрь! Там запах странный такой стоит, сладким дымом пахнет (чихать все время хочется), огонечки кругом горят, на стенах картинки развешены, а где Бог — не понятно? Не видно его! Может, он в глубине где-то прячется, там, где огонечков и картинок больше всего, я, было, туда сунулся, посмотреть, да только тут меня и заметили... как заорут, бабка та самая из четвертого подъезда такой визг подняла, словно не меня увидела, а дохлую мышь! Из-за нее я Бога так и не увидел! А Дворник-таджик говорит, что его и увидеть-то совсем нельзя, а можно только почувствовать. И что все его ищут, а находят только избр... иэбр-р... трудное слово, избр-р-ран-ные! Вот однажды избр-р-ранный Магомет его встретил, но только не здесь, а там, где таджики живут, в теплых краях. А еще Бог почему-то разными именами у всех называется, у бабки по-одному, а у Дворника-таджика как-то по-другому… Интересно, а у собак как? Я даже у Рваного Уха спрашивал, может, он слышал что? Но он ничего не знает про Бога и говорит, что это все выдумки людей, сказки для их глупых детенышей, а нам, взрослым собакам, это ни к чему. Мы р-ре... р-ре-алисты! И ещё он сказал, чтобы я не лез к нему больше с этими глупостями. Я больше и не лезу! Но вот только иногда... растянешься весной на газоне, травка из-под земли выбивается, нежная, как щенячий пух, солнечный луч скользит по спине, ласково так касается, как будто гладит тебя кто-то с неба, большой и добрый... И так становится хорошо... не знаю, как выразить... как будто и не бил тебя никто никогда ногою под пузо, а если и бил, то это не важно! А важно, важно... не знаю, что важно, запутался совсем, замерз, наверное, вот глупости всякие в голову и лезут...