— Ладно, садись! Михалыч, — Венедикт перевёл посерьёзневший взгляд на сидящего прямо напротив подполковника в штатском. — Ты своих ментов к нашей теме подключишь?
— Так точно, Венедикт Тимофеевич, будем работать, как кони. Мы, если надо, и официально его в розыск зарядим. И с прокуратурой проблем никаких.
— Погоди, погоди, не торопись. Не надо никакого розыска, Михалыч, и прокуратур тоже. Не надо. Понимаешь, дело это сугубо моё личное, можно даже сказать, приватное. Поэтому по-крупному тревожить органы почём зря причин я пока не имею. Мы тут своими силами, думаю, справимся. А вот в информационном плане помощь от тебя понадобится и, наверное, уже скоро. Да и как ты его, Михалыч, в розыск-то заявлять собираешься, если даже не знаешь, кто он такой и как выглядит?
— Так организуем что-нибудь, Венедикт Тимофеевич! Не в первой!
— Говорю тебе еще раз, не надо. И пожалуйста, прошу, никакой прокуратуры. Потому как чую, что во всей этой истории что-то не так. Уж не копать ли под нас кто начал, а? Как думаешь, подполковник? На ФСБ не похоже? Ведь если так, то тогда нам всем несладко придётся. Так что ты лучше не оперов своих с прокуратурой заряжай, а родных участковых, они по-любому всех здешних собачников знают. Да и шума поменьше будет. И так уже наследили. Ну, а за помощь, естественно, не обижу. Не один год вместе работаем. Лады?
Оборотень без погон в ответ покорно пожал плечами, согласно кивнул и, догадавшись, что дальше при разговоре будет лишним, не прощаясь, вышел из кабинета. Как только за "мусором" закрылась дверь, Венедикт, пустив под потолок большое серое кольцо, назидательно продолжил:
— С телами что сделали, олухи?
— В озеро, шеф, сбросили. Не резон как-то в городе со жмурами кататься.
— Ну, хорошо. Хоть здесь не облажались. В карманах, надеюсь, порыться перед этим додумались?
Семён подал знак стоявшему у двери охраннику, и через минуту перед Венедиктом на столе возник поднос с окровавленными вещами погибших. Хозяин кабинета брезгливо потыкал золотым паркером в то, что осталось на память от неизвестных китайцев и друга Мо, и, оставив грязную ручку там же на подносе жестом приказал унести барахло с глаз долой.
— Сжечь! Место-то хорошо почистили?
— Как будто и не было, — усмехнулся борец. — Даже "маслят" из земли повыковыряли.
— Каких ещё таких маслят, Семён? Ты мне об этом ничего не рассказывал.
— Так собачник, — сконфуженно пробормотал борец, — чтоб чемодан-то взять, "браслетики" из пушки прострелил. Вот "маслята" в земле и остались.
— Так, — обвел Венедикт всех испепеляющим взглядом, — это что ж получается, он с оружием собаку выгуливал? Ты чего несёшь, Семён! Соберись!
— Да нет, шеф. Это он у корейца "плётку" отнял.
— А почему вы тогда выстрелов не слышали?
— Так я ж говорю, шеф, странная какая-то "плётка", китайская. С глушителем, видать.
— Ладно, понятно, — нахмурил брови Венедикт. — Значит, он теперь ещё и с волыной.
Он озабоченно затянулся, и, оглядев нерадивых подчинённых, начал быстро отдавать приказания. В первую очередь им надлежало незамедлительно, параллельно с Михалычем, заняться выявлением всех проживающих в радиусе пяти километров владельцев палевых пит-булей и стаффордширских терьеров. Во-вторых, ещё раз не привлекая внимания с помощью ищейки прочесать весь лес в том направлении, где скрылся тот тип. В-третьих, срочно запустить среди коллег дезу о том, что груз отбили чечены. В-четвёртых, дать по всем кабельным сетям округа и по московским каналам объявление о пропаже серебристого "дипломата" и крупном вознаграждении за любую информацию о нем. В-пятых, оставить у места, где кончился Мо, под видом туристов пару ребят с палаткой в надежде на то, что собачник частенько гуляет лесу и может ещё объявиться. По всем дальнейшим шагам он сориентирует их позже.
— Всё, все свободны, за работу. Доклад — завтра в десять, — Венедикт вновь тяжело откинулся на спинку кресла и выпустил дым.
Теперь, когда его гориллы ушли, можно было все обдумать спокойно. Итак, что же он имеет в пассиве?
Неделю назад давний знакомый по имени Мо, один из старейших поставщиков опиума в столицу, попросил поучаствовать в охране его, Мо, сделки с китайцами. На вопрос, почему просит именно Венедикта, старый друг тогда ответил следующее. Во-первых, знакомы они давно. Во-вторых, бесспорно, доверяют друг другу. Ну, а в-третьих, поскольку узкоглазые частенько кидают своих же собратьев, суровые лица славян с торчащими сквозь пиджаки пистолетами при встрече лишними не окажутся. В стрелке, сказал Мо, он будет участвовать сам. Однако на всякий случай напишет специальным маркером код от замка на внутренней стороне наручников, которыми пристегнёт к себе "дипломат". А случай, разумеется, мог быть только один — если вдруг он, Мо, не успев расстаться с кейсом, отпустит душу на небеса. Тогда, если неприятное случится, русские отобьют "дипломат" и Венедикт при желании без труда его вскроет самостоятельно.
Странная, если не сказать больше, просьба, подумал тогда Венедикт, да и не дружат корейцы с китайцами. Но денег за помощь Мо предложил до неприличности много — пятьдесят штук "зеленых". И хотя расплатиться он намеревался после завершения дела, Венедикт, взвесив все "за" и "против", все же решился. По всему было видно, что столь замысловатым способом кореец давал ему понять, что груз желторожим можно не отдавать вовсе. Ведь неслучайно же он упомянул о шифре на наручниках. Да, неслучайно… Но тем самым, не понимал тогда Венедикт, соблазняя его слишком лёгкой добычей, Мо сам себе подписывает смертный приговор. Ведь дружба дружбой, но в их мире такие вещи воспринимаются однозначно.
Это и был вопрос без ответа. К тому же, насколько помнил Венедикт, раньше общих дел у Мо с триадами не наблюдалось. Те вообще пока стараются не выделяться в Москве — слишком слабы и непрочны у них в этом месте позиции. Скорее всего, пришло тогда в его неглупую голову, Мо таким образом намеревался выйти из какой-то игры и заодно сильно подгадить китайцам.
Но тогда, рассуждал Венедикт, ему волей-неволей придется вступить в конфликт с незнакомой совсем группировкой. А это не радовало. Однако кореец не раз в разговоре намекнул, что содержимое кейса во много крат перевесит любой риск славян и даже кровопролитная война с чужаками окупится им с большой прибылью. Это и подкупило Венедикта окончательно. Ведь китайцы, действительно, как ни крути, пока ещё не в цене, и впрягаться за них вряд ли кто станет реально. А раз так, то в случае геморроя их можно будет, не опасаясь поссориться с кем-нибудь всерьёз, смело слить соскучившемуся по работе Михалычу.
Так, ну это ясно, подумал бандит. А что же в активе?
Как он и предполагал, мочкануть узкоглазых Семёну удалось без потерь, но (вот досадная неожиданность!) ни при самих китайцах, ни в их машине не оказалось ничего, что напоминало бы деньги. То есть получалось, что покупать они ничего не собирались, а приехали, чтобы просто забрать "дипломат". Но тогда зачем вся эта беспорядочная стрельба, затеянная Мо? И этот дурацкий рывок в лес вместе с кейсом? А непонятный собачник? Он-то откуда там взялся?
— Да, ну и сволочь же Мо! — выругался вслух Венедикт.
Таки он всё же ошибся. Подонок кореец, скорее всего, с самого начала задумал этот спектакль единственно лишь для того, чтобы чужими руками убрать конкурентов и передать собачнику груз. Пусть даже ценой собственной жизни. Что ж, получалось, старый друг его определённо развел и оставил не просто без денег, но и ввязал в абсолютно ненужную бойню. В игру, правила которой ему неизвестны. А сам при этом красиво ушел.
2.
2.1. Вы догадались, что Ник — это я. В смысле, это не nick, а мое настоящее имя. Кстати, весьма популярное. Коля, Микола, Колян. Всем привет!
Я — славный парень и работаю в одной из компаний директором по пиару. Может, кто-то из вас не понимает, что это значит, да и не парьтесь. Главное, что на самом деле я не делаю того, чему обучался и что должен делать согласно служебных обязанностей. Нет, разумеется, каждое утро я приезжаю в офис, исправно включаю свой комп и что-то печатаю. Но пользы от моего присутствия, если серьезно, нет никакой. До моего прихода в компании не было директора по пиару, и она от отсутствия такового не умерла. Реклама более или менее размещалась, материалы в прессе и на ТВ выходили, корпоративы шли на ура.