В конце 1788 г. решение монархии уступить этому требованию привело к фактическому распаду королевской власти — так же как согласие Карла I на новый парламент в 1640 г. В ходе последующих волнений представители «третьего сословия» (самый известный из них — аббат Сийес) заявили, что их сословие на самом деле и есть «нация» и потому в будущей ассамблее в палату общин (как они теперь говорили) должно входить число депутатов, равное числу представителей первых двух сословий, вместе взятых, и голосовать ассамблея должна поголовно, а не по сословиям. Король согласился на «удвоенное представительство», но парламент лишил его уступку смысла, постановив, что по «старинной конституции» нужно голосовать по сословиям.
Когда Генеральные штаты собрались в мае 1789 г., «третье сословие» при поддержке мелкого духовенства из «первого сословия» в нарушение закона добилось объединения трёх представительств в один орган, который получил название Национального собрания. В отличие от «Долгого парламента» 1640 г., этот орган открыто предъявил претензию на законодательные функции и немедленно принялся за работу. Так началась лавина, поток, каскад событий, который мы называем революцией. Поток этот постоянно набирал скорость до 1794 г.
Основной комплекс революционных событий можно разбить на две фазы, которые мы уже видели: 1789–1791 гг. и 1792–1794 гг., то есть периоды конституционной монархии и якобинской республики. Внутри эти главные фазы членились на ряд второстепенных по мере усиления жажды перемен и сопутствующей ей идеологической интоксикации: от умеренных конституционных монархистов Мирабо и Лафайета к их более радикальным преемникам Варнаву и Ламету, затем к умеренным республиканцам Бриссо и Кондорсе и, наконец, к ультрареспубликанцам Дантону и Робеспьеру (и внутри каждой второстепенной фазы также существовали свои течения).
Тем не менее все важнейшие решения, обусловившие общий процесс, были приняты с мая по декабрь 1789 г. Первое из них — преобразование Генеральных штатов в Национальное собрание с законодательными функциями, в котором партия «патриотов» взяла на себя смелость говорить за всю «нацию». Второе — отражение королевской контратаки посредством штурма Бастилии и создания первой Парижской коммуны и муниципальной национальной гвардии как постоянных противовесов монархии. Третьим шагом стало полное уничтожение базовых институтов «старого режима» (феодальных повинностей, дворянского статуса и сословной системы как таковой) ночью 4 августа — обвал, спровоцированный «Великим страхом» конца июля, хотя и не им вызванный. («Старый режим» уже обрекли на гибель капитуляция короля в июне и падение Бастилии в середине июля.) Конец «старого режима» в 1789 г. был предрешён в Версале и Париже, а не в деревне, и поэтому ход революции определялся в городах. Крестьянство, получив ответ на главное своё чаяние — отмену феодальных податей, — перестало быть составляющей революционной динамики и вернулось на сцену только в лице пехотинцев крестовых походов республики и Наполеона против Европы.
За 4 августа последовали и основные конституционные решения. Была составлена и принята голосованием «Декларация прав человека и гражданина», потом речь зашла о государственном устройстве. «Монархистов», желавших учредить двухпалатный парламент англо-американского типа и предоставить королю реальные исполнительные полномочия с правом вето, быстро победили сторонники единого суверенного представительного органа. Исполнительная власть короля теперь создавалась конституцией (хотя, как ни парадоксально, оставалась наследственной), а не историей и/или Богом. Наконец, устанавливалось избирательное право на основе имущественного ценза, что противоречило универсалистским принципам декларации и не предвещало ничего хорошего. Когда король отказался подписать декларацию и указы от 4 августа, к нему применили более жёсткие меры принуждения, чем в июле. 5–6 октября парижские женщины пошли маршем на Версаль в сопровождении Лафайета, и королевскую семью вернули в Париж, где её члены отныне действительно стали узниками революции.
В декабре, как будто вдогонку, было принято последнее решение года — с подачи епископа Талейрана церковная собственность «предоставлена в распоряжение нации» для выплаты королевского долга. Хотя это положение не задумывалось как удар по «первому сословию», а тем более по религии, оно уже содержало зародыш «Гражданской конституции духовенства», принятой в начале следующего года, которая к 1793 г. разделила нацию на две. Собственно, в совокупности решений 1789 г. есть семена всех будущих политических расколов революции, так же как предпосылки её нарастающей идеологической интоксикации.