К падению Июльской монархии привело давление среднего класса, добивавшегося избирательной реформы, вкупе с народным республиканством, которое ныне повернуло в сторону социалистических ожиданий. В феврале 1848 г. оппозиция среднего класса устроила ряд публичных митингов под видом банкетов. Когда Гизо не дал разрешения на одно из таких мероприятий в радикально настроенном Париже, рабочие возвели баррикады. Буржуазная национальная гвардия отказалась встать на защиту монархии, и король вновь отрёкся в пользу малолетнего внука. На сей раз улица не дала обманом отнять у неё победу. Редакторы «Националь» и такие депутаты, как поэт Ламартин и радикальный республиканец Ледрю-Роллен, отправились в «Отель-де-Виль» (парижскую ратушу) провозглашать республику. Там мятежный плебс заставил депутатов включить в состав Временного правительства Луи Блана и рабочего по имени Альбер — социалисты впервые вкусили тогда политической власти. Давно ожидаемая, но на деле неожиданная февральская революция прошла гораздо более гладко, чем кто-либо мог мечтать. В течение недолгих весенних месяцев казалось, будто во Франции может повториться 1789 г. без 1793 г.
Лёгкая победа, однако, создала намного более радикальные перспективы, чем желала страна. Поэтому история Второй республики стала в основном историей ликвидации февральских завоеваний — сценарий 1789 г. разыгрался наоборот. Великой революции понадобилось четыре года, чтобы достичь максимального радикализма. 1848 г. начался с максимально радикальной программы — республики на основе всеобщего избирательного права с некоторыми чертами социализма. От этой высшей отметки движение могло идти только вниз. И главной причиной отступления послужил красный призрак социализма, олицетворяемый парижской толпой.
Дабы уберечься от этой опасности, Луи Блану не дали министерского портфеля, лишь поручили возглавить комиссию из рабочих и работодателей для обсуждения социального вопроса. Данный орган с помпой расположился в Люксембургском дворце, но не имел никакой власти. В то же время «право на труд» получило номинальное признание благодаря созданию национальных мастерских для безработных. На практике это означало назначение рабочих, среди которых часто встречались искусные ремесленники, на чёрную работу, и мастерские быстро превратились в плохо управляемую помощь неимущим. Толпы безработных устремились в Париж; средний класс с растущим негодованием относился к этому дорогостоящему предприятию, боясь возможных беспорядков. Трудно, однако, сказать, как можно было бы избежать столь взрывоопасной ситуации. С одной стороны, рабочие создали республику, и с ними следовало считаться; с другой стороны, сложившиеся условия позволяли только изобразить видимость «государства всеобщего благосостояния».
Страна готовилась к серьёзному столкновению между плебейским Парижем и консервативной, по большей части крестьянской Францией. С самого начала Ламартин, к разочарованию радикалов, заверил европейские державы, что новая республика не пойдёт в революционный крестовый поход, как в 1792 г. Временное правительство стремилось немедленно провести выборы в учредительное собрание, чтобы стабилизировать ситуацию путём создания республиканского противовеса парижской толпе. Толпа, естественно, старалась оттянуть выборы, желая сохранить рычаг воздействия на правительство. 17 марта грандиозная демонстрация чуть его не сбросила. Однако нажим радикалов привёл к отсрочке неизбежных выборов только до 28 апреля. В результате вполне предсказуемо победили умеренные республиканцы и тайные монархисты. Временное правительство уступило место Исполнительной комиссии из пяти членов, ни один социалист туда не вошёл. В гневе и отчаянии парижские радикалы 15 мая под предлогом тяжёлого положения в угнетённой Польше ворвались в Национальное собрание, предприняв новую попытку захвата власти. Правительство арестовало Бланки и других видных лидеров радикалов, одновременно готовясь к неотвратимому теперь противоборству с Парижем. В конце июня оно распорядилось перевести национальные мастерские в провинцию. Теперь уже плебейские восточные кварталы Парижа с отчаяния подняли бунт, прибегнув к излюбленному средству — баррикадам. Правительственные войска под командованием опытного республиканского генерала Кавеньяка (его отец был членом Конвента) ждали наготове. Последующая городская война продлилась три дня и унесла жизни 7 тыс. чел. Кавеньяк де-факто стал диктатором, пока собрание составляло текст конституции.