Модель Мура представляет собой интеллектуальную конструкцию, столь же изобретательную, сколь амбициозную. Она складывает из множества переменных внутренне стройную схему и внешне убедительно соотносит её с целым рядом примеров по всему миру. В обоих отношениях она идёт гораздо дальше упрощённой «естественной истории» Бринтона. В качестве теоретической конструкции она соперничает по сложности с наиболее всеобъемлющими структурно-функциональными моделями, при этом превосходя их полнотой иллюстративного фактического материала. Автор, прочитавший много литературы на всех соответствующих европейских языках (ожидать от него ещё и знания китайского и японского было бы уже слишком), зачастую предлагает интересные методологические наблюдения и дельные замечания по поводу социальной истории, от Крестьянской войны 1525 г. в Германии до Китая и Индии XX в.
Но, пожалуй, величайшая роль модели Мура заключается в непреднамеренной, однако поистине впечатляющей демонстрации негодного подхода к объяснению исторических событий. По сути, Мур сумел дискредитировать марксизм сильнее, чем большинство ярых критиков последнего. Используя классовый анализ в глобальном масштабе, Мур переворачивает марксовскую теорию истории как поступательного движения от феодального к буржуазному и затем социалистическому обществу с ног на голову. Реакционные лорды и ретрограды-крестьяне становятся у него великими революционными силами современного мира, буржуазия оказывается единственным оплотом демократии, а пролетариат совершенно исчезает из поля зрения. Общий результат революции XX в., по Муру, — не освобождение человечества, а диктатура. Впрочем, не желая согласиться со столь печальным итогом современности, Мур добавляет последнюю главу о социалистической Индии в надежде отыскать какие-нибудь намёки на лучшее будущее.
В любом случае, хорош марксизм или плох, нужно судить на основании его применения как объяснительной системы во всей его целостности. Классовая борьба в теории Маркса — выражение исторической телеологии, согласно которой низшие и эксплуатируемые классы именно в силу своего угнетённого положения выступают авангардом рациональной перестройки мира в бесклассовое общество. Вырванный из этого контекста классовый анализ становится просто ещё одной формой структурализма, причём не самой полезной. Его явно недостаточно для разъяснения мрачного парадокса, который демонстрируют семь примеров современных революций, приведённых Муром. Посему мы вынуждены спросить: что ещё вызывает в современную эпоху столь неприятные следствия?
Ответ отчасти заключается в таких чрезвычайных обстоятельствах, как война. Мур игнорирует этот фактор, хотя без него распространение коммунизма в XX в. непостижимо. Ещё более серьёзная ошибка Мура заключается в том, что он сохраняет главный изъян оригинального марксизма: сводит политику и культуру к роли надстройки на социально-экономическом базисе общества. Политика и государство у него совершенно не участвуют в революционном процессе, действующими лицами высокой исторической драмы выступают исключительно безликие социальные классы. Единственная политическая сила, упоминаемая в каждом из конкретных национальных примеров, — монархия, структура и способ функционирования которой, однако, никогда не описываются и не сравниваются с другими случаями. Но разве мандаринская империя маньчжуров и «старый режим» Бурбонов — одно и то же?
Не менее важно, что ни у кого из участников революционного процесса, изображённого у Мура, как будто нет в голове никаких идей; его анализ не касается ни идеологии, ни культуры вообще. Мур правильно указывает, что крестьяне стали главным революционным классом XX в. не благодаря какому-то своему мировоззрению или программе. И в России, и в Китае они являлись революционерами только в негативном смысле: их бунты сметали старый порядок, однако они не были способны сами прийти к власти или строить государство. Всё это верно. Но вовсе не ведёт автоматически к сделанному Муром выводу, что неизбежная задача модернизации в таком случае возлагается на недовольных интеллектуалов — одного из главных персонажей драмы, хотя вряд ли «класса».