г) Затем наступил переломный момент 1830–1848 гг. Поскольку Французская революция не выполнила свою задачу освобождения человека, после июльского переворота 1830 г. наиболее радикальные её наследники стали пророчить второй — и последний — 1789 г. Крайние левые ожидали, что это «второе пришествие» расширит революционные задачи от завоевания политических свобод для немногих имущих до установления социальной справедливости и равенства для множества обездоленных. Подобное кредо именовалось по-разному, то социализмом, то коммунизмом; его программу-максимум составляла отмена частной собственности, прибылей и рынка — т.е. «эксплуататорской» системы, для обозначения которой к концу века был изобретён термин «капитализм». Разумеется, этот социализм имел светскую ориентацию, зачастую даже носил воинствующий антирелигиозный характер, подобно Просвещению. Тем не менее новое движение по сути нередко воспроизводило милленаристские упования времён Средневековья и Реформации в светском обличье: от «нового христианства» Сен-Симона до райского «бесклассового и безгосударственного общества» Маркса, и его лидеры порой прямо заявляли об этом родстве. Маркс, заложивший основы своей системы к 1845 г., лишь один, наиболее знаменитый, из теоретиков революционного ожидания. Связь между его коммунистическими пророчествами и эсхатологией Реформации можно отчётливо проследить через историческую метафизику Гегеля. Собственно, Энгельс прямым предшественником Маркса считал Томаса Мюнцера.
Токвиль в те же годы пришёл к сходным выводам, но рассуждал более трезво: раз «демократия», в смысле социального равенства, «разрушила монархию и аристократию», нет оснований «полагать, будто она остановится перед буржуазией и богатыми». Таким образом, он охарактеризовал демократическую революцию как неизбежную судьбу современного мира. Великий политический вопрос современности, по его мнению, состоял в том, как совместить её с индивидуальной свободой. На самом деле именно это, а не химера всеобъемлющего социализма, является практически-политической и социальной задачей современной политики. Далее Токвиль убедительно выявил корни современной свободы в феодальных «вольностях», а современного стремления к уравниванию — в борьбе монархического государства против тех же самых аристократических вольностей. Наконец, он показал себя истинным компаративистом: чтобы понять, почему самая бурная из европейских революций вспыхнула именно во Франции, стал сравнивать последнюю с похожими «старыми режимами», которые не породили революций, стремясь «выделить переменную», присущую французскому случаю. Ответ, конечно, заключался в том, что такой переменной был антидворянский, уравнительный монархический строй. Все эти идеи будут использованы в данном исследовании применительно к ста пятидесяти годам революционной истории после Токвиля.
д) Когда в 1848 г., наконец, произошли события, претендующие на то, чтобы стать повторением 1789 г., ожидания всех революционных слоёв, будь то либералы, социалисты или националисты, оказались обмануты. К власти пришли такие личности, как Наполеон III и Бисмарк, т.е. революция впервые привела к победе консерваторов. Однако революционное ожидание не исчезло. Разумеется, в индустриализированной Западной Европе после Парижской коммуны 1871 г. больше не случалось восстаний рабочего класса, а марксисты Второго Интернационала после 1889 г. все больше склонялись к выборам как методу достижения поставленных целей, фактически, если не в официальной доктрине, встав к 1914 г. на путь социал-демократического реформизма. Тем не менее социализм в смысле полной противоположности капитализму оставался прокламируемой целью международного рабочего движения, и любой кризис легко мог вдохнуть в эту идею новую жизнь.
е) В то же время произошёл сдвиг максималистских революционных ожиданий на восток — в сторону отсталой России. В 1917 г. в этом былом оплоте европейской реакции неожиданно произошла Вторая и Последняя революция, предрекаемая, но постоянно пресекаемая на Западе с 1830 по 1871 г. С победоносных высот Октября марксизм-ленинизм оживил среди части западных левых культ революции, чей призрак на протяжении всего XX в. будет оказывать такое сильное влияние на мировую политику.