От этой отправной точки тенденция европейского радикализма будет прослеживаться по мере её эскалации: от религиозного к политическому бунту и к очевидной революции; от политических революций XVII–XVIII вв. к «научному» милленаризму социальной революции XX в. Западная революционная традиция пройдёт перед нами свой тысячелетний путь от религии спасения как суррогата политики до политики спасения как суррогата религии.
На протяжении 70 с лишним лет социальная наука «стасиология» стремилась найти универсальную (стандартную) модель революции, неизбежно опираясь главным образом на компаративистский подход. К сожалению, этот метод обычно рассматривается как улица с односторонним движением, которая должна привести нас к подобиям. На деле же, поскольку между любыми двумя случаями всегда существует по меньшей мере столько же сходных черт, сколько и различий, вожделенная «модель» так и не появилась. Теперь, спустя семь десятилетий усилий, поиски зашли в тупик. Так почему бы не двинуться по противоположной стороне улицы, уделяя внимание различиям? Этим испытанным методом, собственно, пользовались Токвиль и Вебер, чтобы выделить в том или ином случае ключевые политические и культурные переменные. И если речь пойдёт об историческом, а не социологическом исследовании, то, может быть, различия в сочетании со сходством дадут модель иного рода — модель постепенно-революционного изменения с течением времени? Мысль, что при сравнении следует учитывать и сходство, и различия, несомненно, банальна. Тем удивительнее, сколь многие великие умы упускали из виду эту элементарную вещь — например, Маркс, по мнению которого все «буржуазные революции» в конечном итоге должны быть одинаковы.
В XIX в. «революция» считалась проблемой политической истории. В XX в. она перешла в разряд проблем социальной истории. Через два столетия безуспешного применения обоих подходов становится ясно, что феномен революции в первую очередь должен рассматриваться в контексте изучения истории идей. Это утверждение справедливо по двум причинам. Во-первых, историография, посвящённая и различным «примерам», и революции как таковой, настолько противоречива, что к пониманию предмета и в том и в другом случае изначально следует подходить с точки зрения интеллектуальной истории. Во-вторых, эта историография свидетельствует, что именно идеи оказывали решающее влияние как на политическое, так и на социальное содержание каждого «примера». Поэтому настоящая работа представляет собой прежде всего исследование революции как истории идей, и рассмотрение каждого из представленных здесь примеров будет начинаться с обзора соответствующей историографии.
Итак, довольно общих рассуждений. Пора переходить к историческому повествованию.
1. История Европы
Средневековая матрица и её внутренние противоречия, 1000–1400
Поэтому, какое бы развитие ни претерпели [социалистические] теории… я всё равно вижу на исторической сцене только два великих фактора, два принципа, двух актёров, два действующих лица: Христианство и Революцию… Революция продолжает Христианство и противоречит ему. Она есть наследница Христианства и в то же время его противница.
И увидел я Ангела, сходящего с неба, который имел ключ от бездны… Он взял дракона, змия древнего, который есть… сатана, и сковал его на тысячу лет… Когда же окончится тысяча лет, сатана будет освобождён из темницы своей и выйдет обольщать народы, находящиеся на четырёх углах земли… [И] ниспал огонь с неба от Бога и пожрал их. А диавол, прельщавший их, ввержен в озеро огненное и серное…