— Вот этого уж точно не будет! — возмутилась мама.
— Если Белоснежка не может переночевать у нас, то мне снова придется бежать за ней вечером, — сказала я Фло по телефону после ужина.
— А завтра? — спросила Фло. — А послезавтра? И вообще…
— Издеваешься? — расстроилась я. — Лучше посоветуй что-нибудь толковое. Мне нужно знать, что можно сделать, а не то, чего нельзя.
— Благотворительная акция, — коротко ответила Фло.
— Что?
— Объявим сбор. В нашем классе и среди всех, кого хорошо знаем.
— И что будем собирать?
— Деньги. И взрослых, готовых помочь.
— Деньги? Какие-то помощники? — Я нахмурилась. — Фло, ты не могла бы перестать говорить загадками?
— Слушай внимательно, — сказала Фло. — Если родители наших одноклассников дадут понемножку денег, и мы найдем несколько человек, готовых нам помочь, то можно будет сделать забор повыше. Тогда Белоснежке не понадобится никакая веревка. Убежать она не сможет.
Я чмокнула трубку.
— Фло Соммер, — сказала я, ища глазами список телефонов, который обычно висел у нас в кухне на холодильнике, — это может сработать! Значит так: я обзваниваю всех от А до М, а ты — от Н до Я, хорошо?
— Хорошо! Когда начинаем акцию?
— Хм, — задумалась я. — Давай прямо завтра.
— Завтра у нас не будет времени, — возразила Фло.
— Почему?
— Завтра в «Жемчужине юга» детская дискотека. Ты, что ли, забыла?
Ой! Я чуть не села мимо стула. В самом деле, забыла. Забыла обо всем, кроме козы. О моей кошке Белоснежке, о фрау Балибар, даже об Алексе, от которого, между прочим, не было в последние дни никаких известий.
— Тогда в воскресенье, — сказала я. — Но что делать с Белоснежкой? Сегодня вечером со мной сходит мама. А завтра? Мы же не можем взять козу на дискотеку.
— Да уж! — хихикнула Фло. — Вряд ли ей там понравится.
— Хватит смеяться! — фыркнула я.
— Лола, — сказала моя подруга. — Белоснежка несколько месяцев провела на привязи. Причем, на короткой веревке. Днем больше, днем меньше, — особого значения не имеет. А теперь давай начинать!
До самого вечера я проговорила по телефону. Я повторяла одно и то же, как попугай, пока мой язык не распух. И каждый второй звонок меня радовал. Папай всегда говорит, что люди в Бразилии гораздо отзывчивее, чем в Германии, но сегодня я обнаружила просто невероятное количество тех, кто был готов прийти нам на помощь.
— Сто двадцать евро и восемь помощников, — доложила я Фло результаты в половине десятого.
Папай, естественно, тоже подключился и обещал выделить двадцать евро. Кроме него, нам помогут отцы Фредерики, Силы и Рикьи и мамы Ансумана, Йонаса, Карла и Лины.
У Фло итог был еще лучше. Сто семьдесят пять евро и десять помощников. Она даже обнаружила, где взять материал. Папа Целовальника работал в строительной фирме. И там имелось все, что требовалось для наращивания ограды.
— Есть повод за это выпить, — сказала Фло. — Например, завтра на дискотеке.
28. Чемодан, полный нарядов
Последняя детская дискотека в «Жемчужине» была четыре месяца назад. В тот раз я наряжалась сама, потому что мы с Фло поссорились, а на дискотеке стало еще хуже. Фло с Глорией демонстрировали на сцене пляску вампиров, а Пенелопа и отец Глории танцевали в зале. Мы с Джеффом сидели за стойкой, и не знаю, кто из нас ревновал больше.
Но все минуло, как прошлогодний снег, и когда Фло спросила, можно ли Глории прибарахлиться вместе с нами, я рассмеялась.
— Прибарахлиться! Где ты выкопала это слово? Дискотека же не на барахолке!
Фло тоже засмеялась.
— Я не выкапывала. Так Глория говорит. А еще она сказала, что принесет с собой какие-то вещички. Хочет нас удивить. Значит, в пять у меня?
— Договорились! — ответила я и вдруг поняла, что рада Глории. Она старше нас на год, и надо признать, что выглядит она всегда просто классно.
Чемодан, который Глория втащила в комнату Фло ровно в пять, был примерно вдвое больше того, в котором тетя Лизбет носила в садик свои игрушки. Оттуда мы вытряхнули такой гардероб, которого хватило бы на неделю моды в Париже.
Платья, юбки, пояса, шарфы, шляпы и огромное количество всевозможных украшений посыпалось на пол. Хармс тут же спрятался в красном замшевом сапожке, который, должно быть, казался ему огромной пещерой.
— С ума сойти! — восхитилась я и приложила к себе блестящее зеленое платье.
Оно было длинное и узкое, как макаронина, и сверкало даже ярче чем то, в котором Пенелопа выступала на сцене.