Штаб разместился в старой усадьбе. В коридорах бывшего помещичьего дома гулко отдавались шаги. Словацкие, советские, французские офицеры. Величко, де Ланнурьен, командиры, подчиненные, Деретич, новый начальник штаба бригады капитан Горлич, прилетевший прямо из Киева, связные, телефонисты, комнаты, полные людей, возгласы, шум автомашин, словацкая речь, русская, французская — все это мешалось одно с другим, готовилось что-то большое, висело в воздухе.
Приказ был ясен. Мы тронулись. Рядом со мной Марсель, Галечка сзади. Машина спокойно урчала. Мы курили, болтали о том о сем и смотрели, нет ли где Форестье. Капитан был человек новый, только недавно появился у нас из Поважской Бистрицы. Он был там на работах по тотальной мобилизации и бежал вместе с дубницкими французами, к нам присоединился в Требостове. Это должно было стать его боевым крещением, для него было очень важно, чтоб оно прошло хорошо. В первой деревне у костела стояла девушка с узелком в руке. Я остановил машину. Может, и потому, что Марсель сказал, чтобы я спросил у нее, не проходили ли тут утром французы. Да, кивнула эта девушка, и спросила, не едем ли мы случайно в Янову Леготу. Ехать мы туда ехали, и не случайно, но брать гражданских нам было запрещено. Я взглянул на Марселя, потому что он был командир, потом на Галечку, который мог это перевести. Потом Марсель обратился к Галечке — что, мол, девушка хочет. Будто он этого не знал! Спросил он, правда, по-французски, потому что старый Галечка был французский словак, а его сын Шарло, который тоже был у нас, болтал по-французски, как парижанин. В конце концов, это и неудивительно, ведь он там родился. А пока эти двое обменивались мнениями, девушка со своим узелком подошла ближе к стеклу и что-то залепетала. И эти двое словно онемели. С минуту они не могли опомниться — ведь она заговорила по-французски! Ну а потом все решилось в два счета. Мы взяли девушку в машину, и ее тотчас заполнила французская речь и смех. Марсель оживился, сама галантность. «Ишь ловкач! — шипел я завистливо. — Ты развлекаешься, а я веди машину. И не понимаю ни слова. Так хоть скажите мне, в чем дело». Дело было в том, что у девушки в Яновой Леготе работала на почте сестра, а она везла ей обед. И чисто случайно девушка была когда-то во Франции, ее родители там работали. «От нас, из Лутилы, там из каждого дома кто-нибудь работал», — сказала она.
За Косорином мы обогнали артиллеристов. «Немцев тут нет?» — крикнул я. «Какие там немцы, — махнул рукой майор, втиснутый в слишком тесный китель. — Они вон там, на тех горах». Совсем на горизонте в голубой дымке вырисовывались хребты зеленых гор. Мы приближались к ним и въезжали в широкую раковину, простиравшуюся до самого их подножия. А в середине, окруженное полями, пронзенное дорогой и извилистым ручьем, обрамленное ивами, раскинулось прекрасное село. Сказка. Такие картинки бывают на цветных календарях.
— Янова Легота, — показала девушка.
— Да, сумели эти швабы выбрать местечко! — фыркнул у меня за спиной Галечка.
Я снял ногу с педали, убрал газ, только слегка дотрагивался. Что, если, подумал я. Ведь нам сказали: глядите в оба! Я оглянулся. Всюду покой и мир. Я на второй скорости доехал до первых домов. Тихо. Нигде ни души. Выключил скорость, затормозил и выглянул. На доме объявление, смотрю, смотрю — и не верю глазам. «Ну и ну! Не может быть! — воскликнул я. — Ведь это по-немецки. Со свастикой. Что они себе позволяют, эти свиньи! — выскочил я из «татры» к дому. — Я вам покажу! На повстанческой территории!» И стал срывать эту бумажонку. Но тут треск, фюить — в стене дыра, вывалилась штукатурка. Я оглянулся. Напротив в саду немец перезаряжал ружье, собираясь выстрелить снова. Я бросился на землю и вытянулся во весь рост. Я еще услышал, как Галечка кричит: «Осторожно, тут немцы, назад, скорей назад!», и я пополз к машине, оставалось только прыгнуть в нее, но тут снова треск, треск — над головой разлетелось на мелкие осколки переднее стекло, пулемет продырявил капот, и эти гады у меня на глазах уничтожали машину. Я поднял голову. Впереди по улице перебежками приближались немцы, порой ложились и били по «татре». Я еще увидел, как из нее выскочила девушка, услышал, что Марсель кричит: «Schneller! Schneller!»[19] — и вскочил на ноги. На заднем сиденье лежал навзничь Галечка весь в крови. Я схватил автомат, в три прыжка оказался в кукурузе у дороги, мы бежали через нее, задыхались, убегали от смерти, сердце, казалось, вот-вот разорвется, ноги дрожали, и только где-то далеко, где уже не слышно было стрельбу, мы упали на землю. Лежали рядом, обессилевшие, полумертвые от страха, перед глазами — окровавленный Галечка. Все произошло мгновенно. А где девушка? Она выскочила из машины, вбежала в кукурузу и исчезла. Надо было скорей назад. К артиллеристам, которые приближались к селу и смеялись: «Какие еще немцы!» Мы поднялись и бросились через эту кукурузу, поля, через ручей к дороге. Там мы на них и наткнулись. Они шли себе спокойненько. Первое орудие, второе, батарея. За ней вторая. Мы так запыхались, что нас била дрожь, и нам немалого труда стоило убедить их, что они должны остановиться, организовать круговую оборону и одолжить нам лошадей, чтобы мы смогли поскорей доложить в Криже, что произошло. Сверх того мне еще пришлось, именно мне, выполнить ту страшную роль. Сообщить Шарло, что стало с его отцом. Ох лучше не вспоминать.