Командовать, а главным образом снабжать батальон стало крайне трудно из-за чрезмерной рассредоточенности частей. Чтобы объехать все позиции, приходится проделать на машине 50 километров.
Батальон получил подкрепление. Два отличных советских 50-мм миномета. Переданы в распоряжение сержанта Ардитти.
Взвод Леманна возвращается после трехдневного рейда по немецким тылам. Настойчивость командира взвода вознаграждена по заслугам. Уничтожены две грузовые машины, убиты или ранены находящиеся в ней солдаты военной полиции, и еще — два мотоцикла, из которых один с коляской.
17 октября. Положение то же, что и вчера.
18 октября. Взвод Гессели получает задание действовать в тылу противника, так же как и отряд лейтенанта Леманна. Участок неспокойный, и лейтенант Гессели получает инструкции на случай передислокации батальона.
На участке Святой Антол немецкие войска активизировались. Из Банской Штявницы приходят многочисленные транспорты.
Патруль Пейра поджег винокуренный завод под Святым Антолом. Немцы весьма встревожились, подтягивают сюда технику.
Около 11 часов вражеская артиллерия ожесточенно обстреляла все горные хребты, предполагая, что мы заняли их. После артобстрела в бой идут сильные отряды пехоты.
Минометы Ардитти выпускают последние мины. Заграждения на шоссе под Пренчовом минируются. Даю Пейра приказ оторваться от противника. Бой на этом участке утихает. Однако похоже, что немцы собираются атаковать Жибритов в районе расположения советских казаков. Разведка сообщает, что в ту сторону двигаются сильные пехотные части и восемь танков. Наступают стремительно, прикрываясь плотным огнем. Идут на Крупину. Они выбрали наикратчайший путь».
(5) — Смотрите! Точь-в-точь Пюи де Дом! Что это за гора? — указывали французы на напоминавшую шляпу вершину, видную за Крупиной отовсюду.
— Ситно! — получили ответ.
Ситно, величавую лысую вершину, на самой макушке обрамленную крутыми неприступными скалами, окутанную мистической дымкой языческих легенд, со стенами разрушенного града и с рыцарями, дремлющими в его недрах, чтобы пробудиться, когда на Словакию нагрянет беда, знал каждый словацкий ученик и без помощи учебников. Он мог даже добавить к этому стихи поэта, у памятника которого выстроились французы, как только вошли в Крупину, его родной город.
— Истинный прорицатель, этот поэт, — воскликнули французы, когда им перевели «Марину» Сладковича[31]. — Тевтонцы косоглазые! Пропади они пропадом! А ведь они опять пожаловали!
Одетые в броню и сталь, неуязвимые, коротко стриженные, Зигфридов взгляд под стальной каской, — они маршировали, стреляли, подтягивали к фронту танки, бронетранспортеры, пушки, пулеметы, огнеметы, гранатометы, минометы, они гремели моторами, скрипели колесами, гортанно перекрикивались — от всего этого кровь стыла в жилах. И внезапно двинулись в наступление.
Вокруг загремело, затрещало, брызнула глина, загрохотали гранаты, заныли мины, засвистели пули, ощерились раздавленные пни, протягивая жалкие обрубки к промозглому небу. Запричитали раненые, ударила в виски кровь.
— Атака!
— Les chars! Танки!
Сколько их? Дюжина? Двадцать? Разведывательный отряд, дошедший вчера до антолского разъезда, сообщил, что их около тридцати. Урча, они выплескивали огонь.
Окутанные дымом, доползли до заминированного участка.
Первый взорвался тут же, у завала.
— Прямым ходом в Валгаллу! — радостно вскричал Ардитти.
Второй не заставил себя ждать. Низину потряс взрыв, громадина задымила, остановилась и забилась в судорогах с перебитой гусеницей.
Но остальные продолжали ползти, будто древние ящеры. Неудержимо, одолевая препятствия, мимо завалов. За ними тут же показались и тевтонцы, окованные железом от сапог до каски, с гранатами за поясом, автоматами на изготовку, чтобы стрелять в любую минуту.
31