Главное богатство лопаря, как и кочующего самоеда — олени. Без этого кроткого и выносливого животного, человек едва ли бы мог существовать посреди диких пустырей нашего отдаленного севера. Тундры Лапландии переполнены оленями. Они больше ростом и сильнее мезенских, но гораздо трусливее последних. Достаточно одного необычайного звука, приближение незнакомого им предмета, чтобы все стадо шарахнулось в сторону. Как стрела несутся испуганные олени в неоглядную даль. Озера, реки, болота — ничто не останавливает этого отчаянного бега. Десятки и сотни их тонут и вязнут в болотах, другие падают от усталости, и, наконец, совершенно изнеможенное стадо ложится на отдых среди какой-нибудь безжизненной пустыни. Вид этих бешено несущихся животных представляет чрезвычайно грандиозную картину. Еще издали вы слышите гул и грохот, тундра колышится словно во время землетрясение — и вдруг перед вами показывается целый лес ветвистых рогов, устремляющихся куда-то в пространство. Горячее дыхание, топот, свист рассекаемого воздуха — все это на минуту охватывает вас могучим потоком жизни и движения, но спустя минуту мертвая глушь снова вступает в свои права… Опять бесшумный простор ее подавляет вашу душу… Мысль, словно подстреленная птица, падаете — ни слова ни звука!
Стада домашних оленей у лопарей не так многочисленны, как у самоедов, зырян и пустозеров. Наш лопарь редко имеет более 900 штук голов скота, тогда как соседний норвежский лапландец считает свои стада тысячами голов. Это обстоятельство объясняется недостатком ухода за оленями, характеризующим хозяйственные способности наших лопарей. в то время, когда самоед сам пасет стада свои — лопарь пускает их на произвол судьбы и летом и зимою в отдаленнейщие тундры. Вследствие этой небрежности, олени часто разбегаются, а еще чаще падают жертвами волков. Самые предусмотрительные из лопарей загораживают отделенные самою природою урочища легкой изгородью — пускают туда свое стадо и успокаиваются на лаврах. Оленей нужных для еды ловят лопари при помощи собак чивастевами (чивастева — нечто в род аркана).
Лопари в высшей степени религиозны, хотя и до сих пор они, исключая мурманских, не вполне освоились с христианством. С истинами последнего они мешают свои суеверие — последние обломки уже исчезнувшего культа. Почти каждое, выходящее из ряду событие, они сопровождают странными обрядами, имеющими по их понятию глубокое значение и смысл. Они чрезвычайно смирны и миролюбивы. Между ними весьма редки драки и преступления. О семейных несогласиях эти дикари едва ли и слышали. Гостеприимные по своему, они никогда не откажут случайному путнику ни в приюте, ни в куске вареного оленьего мяса, ни в рыбе. О вознаграждении, разумеется, не может быть и речи. Полудикие номады еще не так просвещены, чтобы и из гостеприимства делать выгодную статью дохода.
Зато к числу недостатков этого племени необходимо отнести леность и некоторое лукавство. Они между собою употребляют одно из самых бедных наречии финского корня, которое, впрочем, похоже на финляндский язык столько же, сколько датский похож на немецкий, — но также хорошо владеют и русским языком, на котором поют песни, даже обрядовые и свадебные; свои же, часто монотонный и бедные, употребляются ныне реже и реже даже в отдаленнейших трущобах лопской земли.
Лопари чрезвычайно высоко ценят хороших стрелков. Ни одна семья не выдаст девушку замуж за человека, который ни разу не подстрелил дикого оленя. Свадьбы устраиваются родителями, молодые в этом случай совершенно безгласны. Жених вознаграждает за невесту или оленями, или выкупает ее обязательным трудом ее отцу, с которым он живет целый годе; по окончании этого срока имеет уже право взять жену в свою вежу и жить с нею отдельно и самостоятельно. Умерших лопари погребают почти голыми, зарывая их прямо в землю. Но, отказывая им в одежде и гробнице, они щедро снабжают их любимой пищей и промысловыми орудиями. Насыпав над могилою курган, они опрокидывают в него сани, принадлежавшие покойнику. Олени покойного в дело не употребляются. Лопарь убежден, что в противном случае его постигнет смерть.