Джошуа молча пошел вперед. Он шел, пока его не остановил жар. Он стоял молча, впереди всех, оставив за спиной суету. Он поймал себя на мысли, что, наверное, он плохой журналист: ему стоило бы сейчас поднять аппарат и фотографировать, фотографировать. Но он отчего-то не мог заставить себя это сделать. Он просто стоял, вглядываясь в пляшущее пламя, молча и неподвижно, и пытался запомнить свои ощущения, свои чувства и свои мысли. Позже он напишет именно об этом, и его статья получит многочисленные награды и будет изучаться как образец прекрасной журналистской работы на протяжении многих десятилетий. Но это будет позже, а пока Джошуа Вернер, корреспондент Нью Эвалон Таймс просто стоял и вглядывался в пламя.
Возможно, именно поэтому, он был первым, кто заметил. В пламени появилось какое-то движение. Через секунды появилась фигура. Черный человеческий силуэт, который медленно вышел из пылающего ада и пошел в сторону остолбеневших зрителей.
Человек, не спеша, будто прогуливаясь, прошел несколько сотен футов, отделяющих объятые пламенем руины дирижабля от замерших зрителей. Ни пламя, ни копоть не оставили ни следа на его отлично сшитом светло-бежевом костюме. Он подошел и скользнул голубыми глазами по замершей в оцепенении толпе. Кто-то, не выдержав холодного взгляда этих голубых глаз, закрыл лицо руками. Кто-то, с нервами послабее, рухнул на колени. А Джошуа, встретив взгляд этого человека, напротив, вышел из секундного оцепенения, и сделал шаг к нему.
- А, мистер Вернер! – лорд Брэндон приветливо и слегка насмешливо улыбнулся. – Тринадцатый раз, мистер Вернер! Тринадцатый раз меня пытались убить! И у них снова не получилось. Мы скорбим по безвинно павшим, виновные уничтожены, зачинщиков ждет быстрое, жестокое и неизбежное возмездие, страховая компания покроет все убытки. Так и напишите, мистер Вернер. А сейчас, если позволите, мне пора ехать. Дома меня ждут дети.
Лорд Брэндон кивнул и, не обращая внимание на засыпающих его вопросами журналистов, словно ножом разрезая толпу, направился к ожидающему его на краю поля мобилю с водителем-аниматом за рулем.
Часть IV.
Красавицы и чудовище.
- Опять селедка? Ну сколько можно? – девочка раздраженно топнула ножкой.
- Бланка, пожалуйста, не надо, - высокая темноволосая девушка поставила тарелку на стол и устало сняла фартук из клетчатого ситца.
- Нет, Кларисса, не пожалуйста, - девочка придвинула кособокий стул к маленькому столу и брезгливо посмотрела на воняющие куски рыбы, лежащие на старой щербатой фарфоровой тарелке. - Протухшая селедка, хлеб из отрубей и картошка: зимой мороженая, летом подгнившая. Вот всё, что мы едим. Сколько можно?
Селедочное зловоние, тем временем, распространялось по маленькой комнатке. Тринадцатилетняя Бланка и двадцатилетняя Кларисса жили в комнатке в подвале старого кирпичного здания, затерянного в темных и узких закоулках Грейвсенда, на окраине Нью Эвалона. На едва ли восьмидесяти квадратных футах помещался стол, обеденный и он же рабочий, умывальник с ржавым краном, почерневшая дровяная плита, пара покосившихся стульев и скрипучая пружинная кровать, на которой Кларисса с младшей сестрой спали вместе – так теплее.
Сыро здесь было всегда, а зимой еще прибавлялись жестокие и непрерывные сквозняки, холодом дышала, казалось, каждая трещина в стене. Крыс и мышей, однако, в здании почти не бывало. Во-первых, потому, что у его обитателей было нечем поживиться, а во-вторых, потому, что некоторые из обитателей многочисленных таких же комнатушек, расположенных на пяти надземных и трех подземных этажах, были совсем не прочь превратить неосторожных грызунов в свой ужин.
- Бланка, ты же знаешь, - Кларисса погладила сестру по голове, - еда стоит дорого, а нам надо платить и за комнату, и за дрова, и тебе за школу. И надо накопить денег на твое обучение в университете. Вот поступишь туда, закончишь, устроишься на хорошую работу. Может быть, даже выйдешь замуж за хорошего человека с деньгами. И забудешь об этой селедке и картошке, как о страшном сне. Пожалуйста, потерпи еще чуть-чуть.
- С такой едой неизвестно, доживу ли я вообще до этого, - Бланка брезгливо поковыряла селедку вилкой, но начала успокаиваться.
- Прости меня, милая, - Кларисса подвинула стул и села рядом с сестрой. - Я стараюсь. Но сейчас такие времена, что много не заработаешь.