— Санька, прости, — он подошел и обнял его. — Скажи маме, что я ее люблю… и отцу скажи. Он ни в чем не виноват, никто не виноват, это моя судьба. Прощай, Санька.
Поль вышел в коридор. Санька рванулся следом, но остановился, прижался лбом к дверному косяку и заплакал. Хлопнула входная дверь, по полу повеяло холодом.
========== Часть 4 ==========
Поль шел по заснеженной улице. Страх все-таки привел его в пустыню, только ледяную. Темнело. В домах зажгли огни. А у него теперь не было дома, не было. Но Поль никак не мог в это поверить. Он думал, что может вернуться, а ноги несли его дальше. Вскоре он услышал стук колес и протяжные гудки паровозов.
Санька сидел, обхватив голову руками. Он не знал, что делать. Но он точно знал, что если ничего не предпримет, то Поль уедет, исчезнет из его жизни навсегда. Не останется ничего, кроме знакомых вещей в комнате. Он поднял взгляд, посмотрел на рисунки, что висели над кроватью. На одном из них он весело летел на веревке через реку, на другом сидел на бревне, смотрел, улыбаясь, в небо и болтал в ручье ногами. Ничего этого больше не будет. Тогда он бросился в мастерскую. Арсений стоял у окна и глядел в быстро сгущающиеся сумерки.
— Если мы за ним не пойдем, он не вернется, — сказал Санька.
— Вернется, никуда не денется. Побродит по холоду и придет.
— Он взял деньги.
Арсений резко хлопнул рукой по подоконнику. Санька вздрогнул.
— Это деньги на его учебу! — он развернулся. — Иди домой, а я на вокзал, может, успею.
Он не успел. Поль знал, что его попытаются перехватить, поэтому взял билет на ближайший поезд, что шел в восточном направлении через город Рильге.
Кассирша — пожилая уставшая от жизни и забот женщина — посмотрела на Поля, что-то ее обеспокоило в мальчике.
— Один едешь?
— Да. Родители работают, не смогли проводить, но меня встретят. Я еду учиться.
Слово учиться произвело волшебное действие. Сын кассирши, что был на пару лет старше Поля, никак не хотел заниматься. Каждый день приходилось заставлять его делать школьные задания, а тот увиливал, как только мог. Женщина улыбнулась, мальчик ей понравился. Спокойный такой и лицо решительное, целеустремленное, не то что у ее оболтуса.
— Молодец, учиться надо обязательно, чтобы не сидеть у родителей на шее, а помогать им. Вот билет. Вагон пятый, четвертое купе. Первый раз едешь?
— Да.
— На перроне есть указатели, где останавливаются вагоны. Подойдет ровно в восемнадцать часов, — Поль оглянулся на большие часы зала ожидания. На них было без десяти шесть. — Стоянка пять минут, не прозевай.
— Спасибо, не прозеваю!
Поль вышел из здания вокзала. В безветрии густо падал снег. Вдоль перрона стояли столбики с указателями. «Вагон № 3», — значилось на ближайшем. Поль подошел. С другой стороны указателя было написано: «Вагон № 4». Он прошел до следующего столбика с «Вагон № 4» с одной стороны и «Вагон № 5» с обратной. Стал примерно посередине пятого пролета.
— Поезд номер десять прибывает на первый путь! — вскоре донесся до него мужской голос из зала ожидания. Мужчина с фонарем вышел из вокзала, остановился у первого столбика и еще раз объявил о прибытии поезда. Люди на перроне ожили, стали прощаться с провожающими, брать в руки чемоданы. Поль оказался единственным пассажиром в пятый вагон и его никто не провожал. Он стоял один, а вокруг тихо падал снег.
Гудок паровоза разорвал тишину. Дымя, шипя паром и стуча колесами, паровоз прополз мимо, за ним платформа с углем, первый вагон, второй… вот и пятый. Слева открылась дверь. Проводник в зеленой форме шагнул на перрон. Поль поспешил к нему, подал билет.
— Один едешь?
— Да.
— Генри! — крикнул он в тамбур, пробил билет и вернул Полю. Появился поправляющий фирменную фуражку парень лет шестнадцати, внешне похожий на проводника, наверное, сын. — Проводи юного господина в четвертое купе.
Генри взял у Поля сумку и сказал, чтобы тот шел за ним.
Керосиновые светильники отбрасывали блики на оконные стекла, за которыми сгущалась непроглядная темнота. Поль видел в них свое тусклое отражение и лакированные темно-коричневые деревянные двери купе. Генри отцепил от связки на поясе ключ с медной биркой «К. № 4». Открыл дверь, опустил сумку и зажег на столе лампу. Поль вошел. Справа была кровать, перед окном столик, слева от него мягкое кресло, в углу возле двери за ширмой находился умывальник.
— Тебя как зовут?
— Поль.
— А меня Генри. Вот твой ключ, когда будешь выходить, замыкай купе, чтобы не возникло никаких недоразумений. А этот ключ от мужского туалета, он в начале вагона, мы проходили мимо, там еще душ есть. Если захочешь помыться, предупреди заранее, чтобы я воды успел нагреть. Захочешь поужинать или чай, тоже мне говори, я все закажу и принесу. Сейчас тебе что-нибудь нужно?
— Нет.
— Тогда не закрывайся, я постельное белье принесу.
— Хорошо. Постой!
— Да?
— Сколько ехать до Рильге?
— Трое суток.
— Так долго.
— Впервые едешь?
— Да.
— Я сейчас, — Генри улыбнулся и вышел.
Раздался гудок паровоза, а затем поезд тронулся. Поль перегнулся через стол и посмотрел в окно. Из-за отражения лампы ничего видно не было. Он попробовал прикрутить фитиль, но сделал это слишком резко и тот потух. Поль прижался к стеклу. За окном падал снег, и медленно уползало назад здание вокзала. С перрона вслед поезду махали люди. Они прощались не с ним, но Поль поднял руку и качнул ладонью. Он прощался со всеми, кто остался: Санькой, мамой, сестрами, отцом, ребятами из школы, учителями, сторожем Сороном и самим городом — городом детства.
— Лампа погасла? Сейчас зажгу, — сказал вернувшийся Генри.
— Не надо, — отказался Поль и сел на кровать, — я сам, потом, — он вытер ладонью бегущие по щекам слезы и шмыгнул носом.
— Но мне надо постелить, — неуверенно начал Генри и замолчал. За окном проплывали предместья. Город уходил в прошлое. — Грустно?
— Да.
Генри сел на кровать, положил рядом стопку белья. Поль боялся, что разрыдается. В груди все сжималось и вздрагивало, а слезы, не переставая, бежали из глаз. Хорошо, что было темно.
— Я тебе значок принес, такой дарят тем, кто впервые едет на поезде, — он взял Поля за руку и вложил в ладонь треугольную металлическую пластинку. Ладонь была мокрой. — Поль, не плачь, — он провел рукой по вздрагивающей спине мальчика, — уезжать всегда грустно.
— Генри! — раздалось в коридоре.
— Ой, мне идти надо. Я спички на стол положу. Не грусти, все образуется, — утешая произнес он и вышел.
— Ну куда ты все время пропадаешь?
Генри что-то тихо ответил, Поль не расслышал. Он разулся, снял пальто, сел на кровать, подтянул к груди коленки. Стучали колеса, мерно покачивался вагон, мальчик всхлипывал все реже. Значок, зажатый в руке, колол ладонь. Это отвлекло Поля, ему стало интересно, что на нем изображено. Он взял спички, приподнял стекло, выкрутил фитиль и зажег лампу. Тепло огонька коснулось ладони. Он разжал пальцы. Значок оказался желтым немного вытянутым вверх треугольником. Его стороны были рельсами, что сходились у вершины, а поперек виднелись выдавленные шпалы. Поль улыбнулся и вытер последние слезы. Подошел к раковине и умылся. Когда он вытирал полотенцем лицо, в дверь постучали.