– Вчера дело было? – уточнил Крутилин.
– Верно.
– Бегу и мечтаю, вдруг скидку дадут? Вдруг царапина на машинке или скол? Солидный покупатель ни в жизнь такую не возьмет, а мне счастье. Я бы тогда и гуся купил, и мандаринов. А еще квартирохозяину заплатил хотя бы за август. А то вдруг у него терпение лопнет?
– Итак, вы пришли в лавку. – Крутилин решил вернуть Петрунькина к ограблению.
– Да, да, пришел, занял очередь. Народу, сами понимаете, тьма. Что понятно, канун сочельника, каждый родитель должен подарок ребенку купить. Наконец подошла моя очередь, я «здрасте», а приказчик в ответ волком смотрит, вид-то у меня не авантажный. Показываю ему на швейную машинку и спрашиваю, нет ли такой же, но со сколом? Даже ответа не удостоил, закричал «следующий». А за мной солидный господин занимал, верно, из банкиров: бобровая шуба, под нею фрак английского сукна, цепочка на пузе золотая, трость с набалдашником из слоновой кости. Этой тростью он меня от прилавка и отодвинул. Стою, ругаюсь на себя, мол, «не гонялся бы ты поп за дешевизною», а что делать, не знаю. Решил было в очередь заново встать, но сзади меня дернули за рукав:
– Эй, барин…
Я повернулся. Молодой человек, одет по-простому.
– Что вам угодно?
– В лавке про товар с изъяном спрашивать нельзя. Они-с репутацией дорожат. Вишь, какой покупатель здесь? Нам не чета. А вот ежели сзаду зайти, там пожалуйста. Хошь провожу? Всех там знаю. И машинка нужная имеется, за три рубля отдадут.
Я чуть было не расцеловал молодого человека. Вышли мы на проспект, обогнули лавку, там он меня и приложил. Словно не кулак у него, а гиря стопудовая. Ойкнуть не успел, свалился.
– Кастетом бил, – объяснил Крутилин.
– Когда очнулся, лавка была уже закрыта. Я поплелся в участок. Что было дальше, рассказывал…
Крутилин вздохнул. Такие дела должна расследовать наружная полиция. Но народец там подобран некалиброванный: и лентяи попадаются, и такие, что за долю от мазурика глаза на преступление закроют. Эх! Конечно, хотелось домой – сочельник на носу, надо бы и отдохнуть перед Всенощной – придется повременить, Петрунькину помочь, потому что дочку его жалко до слез – последнее у девочки Рождество. И мечта последняя.
Так, так… Старшего агента Фрелиха переоденем в рваную шинель (такая в гардеробе сыскного отделения как раз имеется), будет весь день выспрашивать в лавке Тышова дорогую игрушку с изъяном. Вдруг преступник захочет снова провернуть принесшую удачу комбинацию. Авось, и поймаем…. А ежели нет? Иван Дмитриевич решил, что при любом исходе купит несчастной Глашеньке машинку.
– Что ж! Ступайте обратно в присутствие…
– Нет, нет! Иван Осипович отпустили насовсем. Потому что нянька велела прийти сегодня пораньше, ей домой надо, стол готовить. Праздник!
– Адресок свой напишите. Как поймаю мерзавца…
– Неужто поймаете?
– Обещаю!
– Всю жизнь за ваше здоровье свечку буду ставить.
Крутилин сунул в карман записку с адресом и готов был распрощаться, однако на всякий случай задал дежурный вопрос. А вдруг?
– Внешность нападавшего не разглядели? Может, особые приметы?
– Ой, простите, хотел с того начать. Но пребываю в таком волнении… У него мизинца не хватает на левой руке.
– Что ж молчали? – Крутилин два раза дернул за сонетку.
Буквально через секунду – сыскная занимала весьма скромное помещение в Адмиралтейской части – в кабинет зашел делопроизводитель.
– Дело Колударова. Живо, – велел Крутилин.
– Старшего? – уточнил подчиненный.
– Младшего, – рявкнул Иван Дмитриевич.
Поиски заняли минут десять. На подшитом к делу фотографическом портрете Петрунькин опознал нападавшего. Крутилин снова дернул за сонетку, теперь не два, а всего лишь раз, и в кабинет зашел чиновник для поручений Яблочков.
– Пора тебе размяться, Арсений Иванович. Бери двух агентов, только обязательно с револьверами, и лети в Пески. Задержишь там сего голубчика. – Крутилин указал на фотопортрет.
– Адрес?
Крутилин пролистнул дело. Адрес почему-то не указан. Как выглядит дом, Иван Дмитриевич помнил, но вот улицу и номер, хоть убей:
– Сам покажу.
Крутилин велел агентам обогнуть старый одноэтажный домик и занять позицию на задворках – младший Колударов прыток: и с чердака способен сигануть, и через окно выбраться. Сам же в сопровождении Арсения Ивановича прошел к двери и постучал. Им открыл плешивый старик, одетый в рубаху навыпуск и старые с дырками портки.
– Никак Иван Дмитриевич? – спросил он, заслоняя ладонью яркое зимнее солнце.
– Не ждал?
– А в честь чего? Для сыскарей я ужо помер. Давно на пенсии. Только не платят ее почему-то. Хе-хе…