Она пытается повернуться ко мне лицом, но я бросаю поводья и тянусь к ее лицу, поворачивая к себе, целуя. Она такая сладкая и горячая, ее губы и язык на вкус как рай.
— Я хочу тебя, — шепчу ей в губы. — Хочу кончить в тебя.
Я хочу знать, что будет, когда наша энергия взорвется.
Она отрывается от поцелуя и оглядывается, снова тяжело дыша. Огни школы отошли на задний план, и хотя мы не взяли с собой фонари, мои глаза уже привыкли, чтобы разглядеть темную тропу впереди, прорезающую лес. Лошадь видит лучше. Мы здесь одни, и хотя я не помню, сколько ехать до Сонной Лощины, знаю, что времени нам хватит.
Я провожу губами по ее шее, понимая, что, возможно, проявляю излишнюю настойчивость, несмотря на то, что мы сейчас сделали.
— Я сделаю все, что ты захочешь.
Она удивленно выдыхает.
— Да? ты же говорил, что хочешь все контролировать?
— Я контролирую все, что хочешь ты, — говорю ей. — Этим и доставлю тебе удовольствие.
— М-м-м, — размышляет она, прижимаясь ко мне. — Знаешь, у тебя неплохо получается отвлечь.
— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я.
— Ритуал, — объясняет она, понизив голос. — Я была в ужасе, и все же, ты быстро смог стереть этот ужас из моего сознания. Мое тело быстро восстановилось под твоими прикосновениями. Это часть твоей магии?
Я усмехаюсь.
— Это не волшебство, Кэт. Ужас усиливает наши эмоции. Наши чувства. Наши сердца бьются, как колибри, и всей этой энергии нужно куда-то деваться. Секс — идеальное место для выплеска энергии. Ужас только делает все божественным. Усиливает.
— Ты привык доводить девушек до оргазма после того, как они испугаются? Ты привык пугать их?
— Иногда, — признаю я. — Мужчин тоже.
Я задерживаю дыхание и жду. Ведьмы, в целом, непредубеждённые, когда речь заходит о различных формах сексуальности. Мне нравится спать как с мужчинами, так и с женщинами. Но Кэт родом из маленького городка и воспитывалась не совсем как ведьма. Возможно, она не так лояльна. Я даже сам не знал о своих сексуальных предпочтениях, пока не переехал в Сан-Франциско. По иронии судьбы, до тех пор, пока не женился.
— О, — тихо говорит она.
— Тебе это пугает? — спрашиваю я, мои челюсти сжимаются, я готов к отказу.
Она сглатывает и качает головой.
— Вовсе нет. Я просто никогда…
— Никогда не была с женщиной? Никогда не знала мужчину, который был с мужчинами?
— Никогда с обоими, — говорит она. — Но ничего страшного, — она бросает на меня взгляд через плечо, ее глаза блестят даже в темноте. — С тобой я чувствую себя защищенной.
— Ты не всегда будешь защищена, — говорю я ей. — Однажды ты переедешь куда-нибудь подальше от Сонной Лощины.
Наступает минута молчания. Из леса доносится уханье совы.
— Ты бы поехал со мной? — спрашивает она. Ее голос такой нежный и застенчивый, что меня пронзает боль и невыносимое желание защитить ее.
— Мне бы этого хотелось, — искренне говорю я. — Куда бы ты хотела поехать?
— Куда угодно, — говорит она, ее плечи расслабляются. — Может, в Нью-Йорк, — я напрягаюсь. Она быстро добавляет: — Но я знаю, что ты оттуда родом. Так что, может быть, в другой раз, — она делает паузу. — У тебя плохие воспоминания о Нью-Йорке? Ты поэтому приехал сюда?
Я тяжело вздыхаю, прошлое временами подкрадывается слишком близко.
— Нет. Все было как в тумане от опиума. Сводил конца с концами. Мне следовало работать, но я этого не делал. Просто хотел все забыть. Хотел быть кем-то другим.
— Ты разбил там хоть одно сердце?
Я хихикаю.
— Нет. Нет, но мое сердце почти разбили.
— Правда? — у нее такой удивленный голос. — Мужчина или женщина?
— Разве это имеет значение?
— Извини. Мне просто было любопытно.
Я кладу подбородок ей на плечо, обнимая сзади.
— Знаю. Любопытство — путь к моему сердцу. И это был мужчина. Бедная, разбитая душа, убегающая от чего-то. Его преследовали, он был болен, а я хотел его спасти. В конце концов, я тоже бежал.
От себя.
— Ты пытался прочитать его воспоминания? — спрашивает она.
Я неловко сглатываю, чувствуя стыд.
— Да. Пытался. Мне хотелось знать, что с ним случилось, от чего он бежал. Но мы были вместе всего пару недель, и я испытал то же самое, что и с тобой.
— В смысле?
— Он заблокировал меня. Я не мог прочитать его мысли. Только ощущал его эмоции. Я не настаивал. Не говорил с ним об этом и не знал, осознавал ли он, что закрывает от меня свой разум. Затем, однажды, он исчез. Пустился в бега. Я до сих пор не знаю, что заставило его сбежать — мои действия, или за ним правда охотились.