— Да, — говорит она, сжимая руки. — Возможно, вы открыли окно своим ритуалом. Сестры должны знать. Если Гессенец снова начнет убивать, они могут вернуть его туда, где ему место.
— Извините? — недоверчиво переспрашивает Крейн, его брови взлетают вверх. — Начнет убивать?
Я смотрю на маму с таким же озадаченным выражением лица.
— Что значит снова? Он убивал раньше?
— Да, — говорит Фамке, все еще стоя у двери и нервно оглядываясь по сторонам. — Говорят, он отрубает головы людям, которых встречает ночью.
— Так говорят, или это правда? — спрашивает Крейн. — Потому что факты важнее домыслов.
— Он же не отрубил нам головы, — я тычу в свою, как бы демонстрируя, что она все еще на шее.
— Домыслы, — терпеливо говорит мама, бросая на Фамке предупреждающий взгляд. — Не слушайте ее.
— Нет, это правда, — опровергает Фамке. — Я была ребенком, когда это случилось. Ты не помнишь, Сара. Ты была слишком мала, — она смотрит на меня и Крейна. — Это случилось, когда моя семья приехала из Голландии. Я помню, что один из священнослужителей церкви пропал без вести. Никто не знал, что с ним случилось. А потом начались убийства. Двое других священников обнаружили обезглавленных, одного на болоте Уайли, другого под мостом.
Крейн корчит гримасу.
— Очаровательный городок. В брошюре об этом не писали.
— Значит, он вернулся, — говорю я. — Что это значит?
— Это значит, что вы оба останетесь здесь на ночь. Крейн, — мама кивает ему, — можешь занять гостевую спальню. Катрина, сегодня ты будешь спать в моей постели.
— Зачем? — спрашиваю я, когда она кладет руку мне на плечо и ведет к дому. Я только в детстве спала с родителями.
— Все это пугает меня, — шепчет она. — И я чувствую слабость. Не хочу быть одна.
Ох. Что ж, я не могу отказать ей. Смотрю на Крейна через плечо, но он остается с Подснежницей, поглаживая ее шею.
— Я отведу ее в конюшню, — говорит он и начинает вести ее вдоль дома, и я шепчу благодарность.
— Ты могла бы быть повежливее с профессором, — шепчу я маме, когда мы входим в тепло дома. Пахнет медом, древесным дымом и специями.
— Почему? Это он нарушил правила. Радуйся, что я не заставила его спать в сарае.
— Что ты говорила на прошлой неделе? Ты поощряла нашу близость.
Она бросает на меня острый взгляд.
— Тебе принести чай?
— Нет, — шиплю я на нее, начиная снимать пальто. — Я не… мы не… в этом нет необходимости.
Она наклоняется и пристально смотрит на меня, затем берет за подбородок и поворачивает мое лицо к себе.
— Уверена? Потому что ты как-то изменилась, Катрина.
— Уверена.
— Хорошо, — говорит она отрывистым голосом, отходя назад. — Он твой учитель, не более того. К тому же, наглые у него глаза, а скулы и кожа, как у призрака.
Я не знаю, что сказать. Как быстро она изменила свое мнение о нем.
— Не понимаю.
Она наклоняется и расшнуровывает мои ботинки.
— Для тебя есть кое-кто получше, — поднимает на меня взгляд и подмигивает, что больше всего нервирует. — Вот увидишь.
— Я поставила чайник, — говорит Фамке, выходя из кухни. — Пойду проверю, все ли необходимое есть в спальне.
Мгновение спустя входит Крейн, принося с собой мороз.
— Она устроилась, — говорит он мне, снимая пальто. — Хорошая лошадь.
Моя мама просто смотрит на него, потом уходит на кухню.
Крейн подходит ко мне, наклоняется и шепчет:
— Вау, да она от меня в восторге.
— Прости, — говорю я, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что никто не смотрит, протягиваю руку и кладу ему на щеку. — Я не знаю, почему она так себя ведет.
— Она просто присматривает за своей дочерью, — говорит он с ухмылкой. — Я бы тоже никому не доверял рядом с таким мужчиной.
Я собираюсь сказать ему, что в таком мужчине, как он, нет ничего плохого, но опять же, я его ученица, и он только что терзал меня пальцами, сидя на моей лошади.
— Чашечку чая перед сном? — спрашивает мама, выходя из кухни с двумя дымящимися кружками. — Я собрала травы в саду. Они помогут успокоиться и уснуть. Не могу представить, какие кошмары могут мучить после такого испытания.
Мы с Крейном берем у нее кружки. Я нюхаю свою. Крейн делает то же самое. Пахнет корицей и апельсином. Это не тот чай, о котором я думала.
— Пахнет крапивой, — говорит Крейн, прежде чем подуть на него. — Облегчает боль. Успокаивает нервную систему. Я люблю такой.
— Похоже, тебе не в первой успокаивать себя, — банально говорит мама.
— Он учился в медицинской школе, — говорю я, но Крейн бросает на меня взгляд, желая, чтобы я молчала.