Крейн держит пальцы на месте, закрыв глаза, и начинает бубнить что-то, похожее на латынь. Слова будто парят в воздухе вокруг нас, и глаза Брома закатываются.
Крейн исцеляет его.
Я с благоговением наблюдаю, как теплое свечение появляется на пальцах Крейна и стекает к ране, словно мед. Бром все еще стонет, но его тело перестало корчиться.
Какой великолепный из него маг. Может, он и мой учитель, но я буквально сияю от гордости.
Наконец, Крейн убирает руки и опускается на колени. Он тяжело дышит и выглядит измученным, все краски сошли с его и без того бледного лица, но в глазах светится удовлетворение, а уголки рта приподнимаются в легкой улыбке.
— Не обязательно было стрелять в меня, — удается произнести Брому сквозь кашель, и я чуть не плачу от облегчения при звуке его голоса.
Крейн тихо смеется.
— Извиняюсь, — говорит он. — Но я знал, что нужно сделать, дабы вылечить тебя.
Я отодвигаюсь в сторону, садясь на дорогу, а голова Брома лежит у меня на коленях. Он смотрит на меня измученными, налитыми кровью глазами, и, хотя в моей памяти еще свежо ощущение того, в какое чудовище он превращался, я все равно хочу, чтобы он был рядом, особенно когда ранен. Я провожу пальцами по его волосам.
Он хмурится и поднимает голову, поворачивая ее, морщась от боли, пытаясь получше меня разглядеть.
— Кто сделал это с тобой? — спрашивает он хриплым голосом, переводя взгляд с отметин на моем горле на повреждения на голове. В отличие от ярости, исходившей от Крейна, выражение лица Брома искажается печалью и стыдом. — Я сделал? — шепчет он.
Я поднимаю глаза и встречаюсь с Крейном взглядом, не зная, что сказать.
Крейн прочищает горло.
— Бром, тактично говорить это или нет, но в тебя вселился гессенский солдат.
Бром снова кладет голову мне на колени и закрывает глаза, по его щекам текут слезы.
— Как я мог так поступить с тобой? — выдыхает он, боль в его словах ломает меня.
— Ты был сам не свой, — пытаюсь я успокоить его.
— Солдат — это дух-возвращенец, — продолжает Крейн, поднимаясь на ноги. Он отряхивает пыль со своих брюк и начинает расхаживать взад-вперед по дороге. — Кто-то послал его вернуть тебя, Бром. Они использовали дух гессенского солдата, всадника без головы, чтобы найти тебя, овладеть тобой и физически перенести в Сонную Лощину, — он замолкает, пряча руки за спину, и смотрит на нас. — Мы не знаем, кто это был. Либо твои родители, возможно, мать Кэт, либо ковен. Но я начинаю сомневаться в чистоте твоих рассуждений.
Я размышляю над этим. Могла ли моя мама вызвать духа, чтобы тот вернул Брома? Это похоже на нее. Но почему не сказала мне?
Значит, на то есть веские причины.
— И есть еще одно осложнение, — добавляет Крейн, теперь тоном учителя. — Дух должен был покинуть тебя. Но Гессенец решил остаться. Он связан с тобой как в духовной, так и в физической форме.
— Значит, если это Бром, то гессенский солдат где-то там? — спрашиваю я, глядя на темные поля вокруг нас.
Крейн пожимает плечами.
— Не знаю. Возможно, он приходит, когда его призывают. Возможно, он ждет подходящего момента, чтобы снова завладеть Бромом. Он скрывается где-то, Бром. Я вижу его внутри тебя. Это словно рябь над темным озером.
— Вытащи его из меня, — в ужасе говорит Бром. — Пожалуйста.
— Именно это и планировал, — говорит Крейн, останавливаясь и глядя на Брома сверху вниз. — Есть несколько ритуалов, которые мы можем испробовать втроем, чтобы освободить тебя от него.
— Давайте сделаем это поскорее, — выкрикиваю я, переполненная нетерпением.
— Это не так просто, — медленно произносит Крейн. — И нужно… чтобы все согласились.
— Я сделаю все, что угодно, — умоляю я.
Он одаривает меня быстрой улыбкой.
— Не сомневаюсь, сладкая ведьмочка. Но, возможно, придется убеждать Брома.
Бром хмурится.
— Я сделаю все, что угодно. Обещаю.
Крейн печально улыбается ему.
— Это ты сейчас так говоришь, — говорит он. — Но пока ты не вспомнишь кое-что, все будет сложно.
— Что я должен вспомнить?
Крейн выдыхает, наклоняет голову, удерживая взгляд Брома.
— Меня. И кем я был для тебя. Ты должен вспомнить нас, Эйб.
Глава 32
Крейн
Бром пристально смотрит на меня, и я знаю, что он пытается вспомнить, кто я такой, где мы встречались раньше. Но каждый раз, когда вот-вот мелькнет воспоминание, он замирает. Боится. Мне знаком этот страх. Я знаю, как это изнуряет. Я видел этот страх в Нью-Йорке, прежде чем он подчинился мне.