Люди, которые расположились было как следует посудачить с чужеземцами о разных интересных вещах, вдруг замерли. Как бы там ни было, но властью рыжебородый обладал непризрачной. После этого он повернулся к Лотару и прогрохотал своим басом:
— Ты уверен, чужеземец, что не таишь злых замыслов против меня и моих приближённых?
Толпа восхитилась предусмотрительностью своего вождя. Шазия с ещё большей гордостью посмотрела на мужа.
— Я даю слово, что не таю злых умыслов против честных людей и против твоей власти, Афис. Но я должен буду драться с тем, кто окажется врагом всем нам и кто может замаскироваться под твоего подданного.
Афис задумчиво подёргал себя за бороду. И произнёс:
— Ну что же, наверное, твои слова справедливы. — Он оглядел собравшихся. — Тогда пошли ко мне в дом. Поговорим и отведаем первого эля этого года.
ГЛАВА 27
Ужин оказался великолепным. Это было видно по тому, как им прислуживали подавальщики, как на них смотрели ребятишки. Их никто даже не пытался прогнать, и ребятня, пользуясь безнаказанностью, сновала всюду.
Но Лотара первое время интересовало даже не то, что думают об устроенном пире хозяева, и уж тем более не объяснения, как они тут оказались. Беспокоило Желтоголового состояние его спутников. Они были измождены, силы их исчерпаны, и им действительно нужен был отдых.
Даже неукротимый Рубос так обмяк на резном стуле, что хотелось сразу же отправить его в баню, а потом на какой-нибудь сеновал, подальше от коров и лошадей, чтобы мирамец своим храпом не пугал скотину. Впрочем, — Лотар посмотрел на хозяина — к храпу здесь наверняка привыкли.
Он снова перевёл взгляд на своих спутников. Сухмет ел мало, неохотно, даже чересчур неохотно. Да, значит, и старик выдохся, от усталости он становится совсем постником, словно восточный монах. Бостапарт, которому полагалось бы есть за троих, не поднимал глаза от своей тарелки и даже не глядел на то, что ему предлагали.
Лишь Джимескин и Шивилек пытались отведать угощение, но их усилия не сравнить было с хозяйским аппетитом, поэтому и они выглядели слабо. А Купсах, которого мучила боль от раны, дважды уронил разделочный нож и больше даже не пытался справиться с твёрдым, как сапог, куском мяса.
Зато хозяева уплетали за все щёки. Любо-дорого было на них посмотреть. Даже девушки не стеснялись и не жеманничали, изображая тонкость воспитания.
Девушек было две. Старшая — темноволосая красавица с вкрадчивыми и очень быстрыми, как у мантикоры, движениями, с загорелым, малоподвижным лицом и холодноватыми северными глазами — звалась Бетия. В её повадке проскальзывало что-то от очень опытного бойца, но тонкие запястья и безупречная кожа на кулачках отвергали мысль, что она тренировалась в рукопашном поединке.
Младшую звали Жарной. Она была светловолосой, почти как Лотар, и смотрела на всё с улыбкой, ожидая от мира, от людей и от будущего только хорошего. Девушка могла показаться даже простоватой, но в ясных её глазах и прекрасном лице читалось совершенство духа. Едва коснувшись её сознания, Лотар с удивлением понял, что барышня из этих глухих краёв умна, превосходно образованна и оценивает происходящее как человек, прочитавший не одну сотню западных хроник, восточных трактатов и даже философских опусов, в которых запутался бы и сам мэтр Шивилек. И хотя образование её внешне было бессистемным — научные труды перемешивались со старинными романами, — Жарна восприняла главное: систему ценностей и твёрдый взгляд на мир, способный выстоять перед любой бедой.
Обе были дочерями ближайшего соседа, владетеля долины, смешного и неуклюжего толстяка, которого звали Дро КаФрам. Он пользовался тут немалым уважением за умение увлекательно рассказывать и за то, что являлся отцом двух девушек, явно предназначенных в жёны сыновьям доблестного вождя клана КамЛут.
Правда, Лотар сомневался, что простоватый Клу справится с Бетией, а тихий, созерцательный Стак подойдёт умной и проницательной Жарне, но это дело его совсем не касалось.
Осознав это, Лотар вдруг с тоской подумал, что, неся свою солдатскую судьбу, он так и прошёл мимо сердечных волнений и всего, чем они наполняют жизнь, — причастности к чужой судьбе и возможности всё рассказывать кому-то ещё, кроме ироничного и слишком далёкого от обычных человеческих забот Сухмета.
Рядом с КаФрамом сидела его жена — такая же, как и муж, невысокая, полненькая женщина с глазами Бетии и рассудком Жарны. Шазия, жена Афиса КамЛута, обращалась с ней как со старой и верной подругой. Лотар почти с удивлением обнаружил, что между женщинами может быть такая же долгая и испытанная дружба, как у него, например, с Рубосом или Сухметом. Звали её госпожой Обриссой. По её виду можно было судить, во что со временем превратятся её дочери, если случаю не будет угодно дать им иную судьбу, чем тихая, неспешная, но счастливая жизнь в долине острова Шонмор.