Тогда Робин понял и начал злиться. Гуркх стоял к нему спиной. Откуда бедняге было знать, что он понесет ответственность за то, что сделал или не смог сделать один из его офицеров?
Поспешив вперед, он услышал голос Джагбира, шипящего на холодном, разъяренном гуркхали. «Это была не вина нашего сахиба. Это была твоя вина! Почему он не подчинился его приказу?
Джагбир все-таки понял. Никто в бригаде не мог думать ни о чем другом. Джагбир не знал ни слова по-английски. Это было невероятно трогательно. Робину хотелось заплакать, но он не мог этому помешать и отступил в тень палатки. Один из горцев грубо толкнул Джагбира рукой и сказал: «Залезай скорее»! Джагбир хлопнул руками по правому бедру, вытащил кукри и встал на страже, не желая, чтобы они снова прикоснулись к нему. Горцы быстро сняли с плеч винтовки.
Внезапно в ссоре произошла перемена. Сквозь туман, застилавший глаза, Робин увидел причину. Джагбир действительно выглядел точь-в-точь как булл-пап, готовый сразиться с тремя взрослыми сенбернарами. Самый крупный горец разразился хохотом и прокричал: «Ты крутой парень. А, извини. Нам не нравится ни один твой офицер. От имени горцев Макдональда, окажешь ли ты нам честь, отхлебнув с нами? Они обняли Джагбира, который поднял свой кукри, захихикал так же внезапно, как обезумел от драки, и пошел с ними. Уходя, он серьезно сказал на гуркхали: «Твоему сахибу следовало остаться на холме». Горцы сказали: «О, давай забудем об этом, мон». Никто из них не видел Робина. Он повернулся и вернулся к расхаживанию по периметру.
Вскоре в рядах горцев завизжала и загудела волынка, а затем заиграл медленный марш «Солдат, положи дун на свой огуречный огурец». Один за другим погасли все огни. В течение десяти минут волынщик ходил взад и вперед среди палаток, укрытий и беспорядочных груд багажа.
Мелодия смолкла в свисте выдыхаемого воздуха, и в лагере воцарилась тишина.
В полночь снова пошел снег. Снег падал быстрее, чем днем, большими мягкими хлопьями, покрывая сидящих на корточках верблюдов и мулов в их рядах, а также взбитую грязь лагеря. Время от времени воздух беззвучно сотрясался от грохота далеких орудий, где Робертс сражался за свою жизнь в Кабуле.
За час до рассвета протрубили пехотные горны и артиллерийские трубы возвестили «Подъем». Несколько минут спустя, когда лагерь начал оживленно просыпаться, «Макдональд пайперс» маршировали взад и вперед под безжалостную песню «Эй, Джонни Коуп, ты уже проснулся?». Робин не чувствовал холода, усталости или голода и не пошел завтракать. Позже за ним пришел санитар. Повсюду разбирали палатки, убирали укрытия, грузили багаж. Взбрыкивающие верблюды и орущие погонщики окружили палатку, которая все еще стояла. Робин нашла подполковника Франклина внутри. В комнате не осталось никакой мебели, кроме складного столика и стула Рурки, в котором сидел полковник. Он барабанил пальцами по столу, когда Робин вошла и отдала честь. Робин показалось, что он не сердится, несмотря на мрачность его лица, а всего лишь обеспокоен и борется с чем-то, чего не понимает, возможно, даже не верит.
Полковник сказал: «Генерал очень обеспокоен тем, что произошло вчера, Робин. Послушай, расскажи мне своими словами, что произошло на самом деле. Все это чертовски запутанно. Он нервно улыбнулся и продолжил барабанить пальцами по столу.
Робин без колебаний ответила ему. Он не хотел сражаться — сейчас он не сражался и никого не обвинял, — но после того, что он увидел прошлой ночью, Джагбира и горцев, он должен был сказать правду.
Закончив, полковник Франклин перестал барабанить по столу и начал хрустеть суставами пальцев. — Это лучше, чем я слышал… К сожалению, генерал считает иначе. Почему ты сразу не сказал? Возможно, тебе все равно следовало пойти с Маклейном. Или следовало пойти на звуки стрельбы — любой стрельбы. Я не знаю. К сожалению, это вопрос мнения. Полковник Финдлейтер настаивает на создании следственного суда. Военный трибунал, сказал он, но, конечно, сначала должен быть следственный суд. Твой отец…
«Мой отец не имеет к этому никакого отношения, сэр,» отрезала Робин, внезапно разозлившись. «Я сама встану на ноги. Возможно, я совершил серьезную ошибку. Но я не трус, как и любой мужчина в моей компании.
«Нет, нет, Робин, конечно, нет. Не говори со мной так, мальчик! К сожалению, теперь никто никогда не узнает, кто был в той долине.
Полковник Франклин продолжал хрустеть суставами. Снаружи хавилдар из столовой осыпал бранью стрелка за то, что тот без должной осторожности упаковал посуду сахибов.