Когда Робин объяснил приказ Манираджу, старые глаза субадара засветились, и тревога исчезла с его лица. Стрелки разошлись по своим местам, и тявканье стихло. Они вытащили штыки и приставили их к винтовкам. Робин увидела, как покраснели их глаза, когда они побежали готовиться. Некоторые из них были готовы умереть или потерять конечность ради самоуважения полковника Сэвиджа, но они смотрели на это иначе. Это была анемия его собственного воображения — его педантичного воображения? Гуркхи собирались показать Макдональдам с Островов, Старой Альме и фанатичным гази, что приказ есть приказ. Теперь они были рассредоточены, и все было готово к сигналу.
Робин достал пистолет, чтобы убедиться, что он заряжен. Он не думал, что сможет кого-нибудь убить, но лучше бы ему выглядеть так, будто он намеревается это сделать. Снег на рукояти превратился в лед, и пистолет выскользнул у него из рук. Он ударился молотком о выступ скалы и взорвался. Робин услышал грохот и ощутил взрыв как пощечину, но он не знал, почему сидит в снегу. Он не знал, как и почему схватил пистолет и теперь держал его дымящимся в руке. Из его правой ноги сильно текла светло-красная кровь, окрашивая снег вокруг него.
По выражениям их лиц, когда они подбежали к нему, он понял, что никто не видел, как пистолет выскользнул у него из руки. Никто в мире не видел этого, хотя он стоял среди них. В ту секунду все они смотрели на что-то другое — даже Манирадж, даже Джагбир.
Гигантским усилием он удержался от крика. Это была не физическая боль, потому что пока он ее не испытывал. Это был даже не гнев из-за того, что они могли поверить, что он скорее нанесет себе рану, чем встретится лицом к лицу с гази. Со стиснутыми зубами и сухими глазами он подавлял нарастающую меланхолию, более сильную, чем та, которая вдохновила плачущего «Лохабера больше нет». Он должен был жить среди людей, оставаясь живым и человечным, и у него не было средств для выполнения этой задачи.
Он попытался встать, но пуля задела мышцы его ноги. Наконец ему это удалось, и он прыгнул вперед, опираясь на плечо Джагбира. — Вперед, Субадар-сахиб, — крикнул он.
«Вперед! Быстро! Со мной все в порядке. Горнист протрубил, субадар скомандовал солдатам бежать, но отрывистый голос генерала был повелительным.
«Иди и останови его, Грин. Пусть его подчиненный поднимет роту. Скажи ему, чтобы подождал там, у дороги, пока не приедет хирург.
Отряд исчез в метели. Последнее, что Робин увидела, было заплаканное лицо Манираджа, прежде чем субадар повернулся и, спотыкаясь, побрел вверх по склону. Генерал и его штаб отошли на сотню ярдов дальше по дороге и скрылись из виду.
Его нога начала пульсировать. Майор Грин перевязал ее с грубым мастерством в тишине, которая показывала, что он не доверяет себе и не может заговорить. Офицеры и санитары подошли с тыла и прошли мимо, направляясь в штаб. Никого из них здесь не было, когда это произошло. Тогда откуда они знали, какое лицо надеть, когда проходили мимо? Подъезжая ближе, они в основном были поглощены серьезными разговорами или замечали что-нибудь интересное в снежных хлопьях на другой стороне дороги.
Рядом с Робином раздался хриплый голос: «Сахиб, что это написано на джезайле?»
Он повернулся и посмотрел Джагбиру в глаза. «Почему ты не с компанией? Ты боишься? Кафар хунну бханда марну рамро, не так ли?» Он с горечью повторил гуркхскую пословицу: «Лучше умереть, чем быть трусом».
«Я не боюсь, сахиб,» тихо ответил Джагбир, его темные глаза на мгновение сузились от оскорбления, затем снова открылись. «Джезайль. На нем что-то написано.
Робин сжал пальцы. Он должен подавить меланхолию. Он не должен позволить гневу заменить ее. Это было бы слишком просто. Он осторожно сказал: «Я знаю, Джагбир. Ты имеешь в виду чеканку на бочке?» Это несколько строк из Корана, их священной книги, написанной по-арабски.
«Не это. Вот. Посмотри.
Джагбир указал на нижнюю сторону приклада, где человек, собирающийся выстрелить из джезайля, схватил бы его. Робин взял оружие и стер снежинки пальцем. Посмотри, какая милая игрушка! Он мог притворяться; теперь он мог делать почти все, чтобы не навредить Джагбиру. Он сказал: «Да. Вы правы. Действительно, кто-то нацарапал на дереве буквы гвоздем или кончиком ножа. «Я даже могу это прочесть. Видишь ли, от моих книг и экзаменов есть какая-то польза, не так ли, Джагбир? Ha ha! Здесь написано «Атлар шимал». По-моему, «Атлар» означает «лошади». Шимал означает «север». Лошади, север. Вот и все.