— Я так надеялся, что мне будет предоставлена эта великая привилегия…О!
«Прошу прощения, майор Хейлинг. Энн сняла каблук с подъема его ноги и посмотрела ему в глаза. Она больше не боялась его и не стеснялась. На самом деле, с ним было весело, когда ты училась вести себя в соответствии с его возмутительно неправильными правилами. Теперь он улыбался и извинялся за то, что встал у нее на пути. Когда ее мать отвернулась, он окинул ее взглядом с ног до головы, как будто мог видеть сквозь ее одежду. Там была статуя — «Рынок рабов» или что-то в этом роде; он напомнил ей об этом. Она плотнее закуталась в плащ. К тому же было очень холодно.
«Ветер с северо-востока,» сказал майор Хейлинг, поднимая голову, чтобы принюхаться. — Прямо из тысячи миль гор и двух тысяч миль степи за ними.
«Теперь мы можем идти, пожалуйста? Я начинаю замерзать.
Как только пони тронул световую повозку, он перекинул поводья на сгиб правой руки, а левой достал сигару и закурил. Она наблюдала, зачарованная, но понимая, что не должна помогать. Странным и согревающим было то, что она не хотела. Он увидел, что она наблюдает, и сказал: «Ты научишься. Это самое легкое, что можно пережить.
Идея, облеченная в слова, возникла у нее в голове. Она спросила, задыхаясь: «Ты отвезешь меня в бунгало Робин?» Я уверен, что здесь что-то не так.
Хейлинг все еще не ответил ей, ни когда он повернул пони на боковую дорогу, ни пять минут спустя, когда он сказал: «Сюда». Пони снова развернулся и затрусил по короткой подъездной аллее. В мерцающем свете фонарей посреди крошечной неухоженной лужайки стояла раскладушка. Парусиновый балдахин укрывал кровать от непогоды. Хейлинг присвистнул сквозь зубы. Энн ахнула и подавила восклицание. Два или три других офицера-холостяка делили бунгало с Робином, но, должно быть, именно он спал там холодными февральскими ночами, под порывами ветра. Другие молодые офицеры, должно быть, подвергли его остракизму за то, что он сделал это, чтобы быть подальше от них. Хейлинг ответила на свои мысли, протянув: «Возможно, ему это нравится».
— Не говорите глупостей, майор Хейлинг.
Он задумчиво посмотрел на нее. Джагбир выбежал из бунгало, сопровождаемый старым патаном в ливрее носильщика. Энн стало интересно, что случилось с носильщиком, который был у Робин в Симле. Это был новый человек. Почему он не оставил своих слуг на какое-то время? Это не было похоже на то, что он был жестоким или властным.
Хейлинг крикнула: «Сэвидж! Хейлинг здесь, с твоим другом».
Робин вышел на веранду, одетый в свою темно-зеленую парадную форму, которая была покрыта пылью. — Ты не придешь на бал? — спросила Хейлинг.
Робин посмотрела на Энн и сказала: «Мяч?» О, да, я не забыла об этом. У нас было ограбление. Последний час мы были заняты, гоняясь за грабителями и пытаясь связаться с мистером Джонсоном, полицейским.
«Могу я взглянуть? Возможно, в сложившихся обстоятельствах, если об этом ничего не будет сказано, мисс Хилдрет тоже могла бы прийти?
«Да, конечно. Почему бы и нет?
Она с нескрываемым интересом осмотрела маленькую пустую комнату. Там были стол, два стула, табурет, длинный книжный шкаф, два черных металлических чемодана из японского металла, поставленных один на другой, комод и платяной шкаф — без зеркала. На сундуках стояла штормовая лампа, еще одна — на столе. Дверь вела в ванную. Голый каменный пол не был покрыт коврами. Кровати не было — она стояла на лужайке, — и она сжала губы, чувствуя неумолимый ветер и неумолимую жестокость. На стене висели две картины, обе маслом: на одной была изображена гора, которую, как она узнала, она видела из Симлы в ясные дни; на другой — плоская каменистая пустошь под пустым небом. Она присмотрелась к ним повнимательнее, пока Робин шепталась с Хейлинг. Она не смогла найти на них никаких подписей. Свет в них был особенно мощным и наполнял их сиянием, неестественным для предметов. Над каминной полкой висел длинный джезайль. Предположительно, это был тот самый пистолет, который он чуть не продал в Джелалабаде, чтобы купить ей кольцо. Решетка была черной и пустой.
Робин говорила: «Я не думаю, что он мог пробыть здесь больше нескольких секунд. Я услышала шум, дыхание, когда вошла. Я подумал, что это могли быть Ласселлз, Браунинг и их друзья, пришедшие разгромить мою комнату. Но я с кем-то сцепился, и это был всего лишь один человек. Затем вошел Джагбир с лампой, и я увидел, что у мужчины был нож. Он был патаном.