Робин повернулась к Маклейну и спокойно сказала: «Привет, Маклейн. Я очень рада видеть, что тебе лучше».
Маклейн поднял руку и ударил Робин тыльной стороной ладони по лицу, потом еще раз. Кожа на ее теле задрожала, она с трудом удерживалась на месте, почти ничего не видела. Именно так поступил Маклейн после трагедии в Тезин-Каче. Робин рассказала ей. Но тогда горе и боль свели его с ума; теперь он был просто пьян. Стакан задрожал у нее в руке.
«Опять? — Спросила Робин.
Маклейн поднял руку, и Энн со всей силы швырнула полный бокал шампанского ему в лицо. Она раскололась у него над глазом, и осколки со звоном упали на пол. Вино потекло по его носу и покрытым шрамами щекам. Он обернулся, встретился с ней взглядом и с криком отшатнулся.
Майор Хейлинг резко встал. «Мистер Маклейн, вы пьяны. Покиньте клуб. Капитан Голлиат, мистер Твомбли, отведите его домой.
Энн откинулась на спинку стула. Тошнота от возбуждения подступила к ее горлу. Она чувствовала себя сильной, и когда увидела, что мать смотрит на нее с открытым ртом, то смерила ее взглядом сверху вниз.
Маклейн постоял немного, покачиваясь на каблуках, воинственно переводя взгляд с Робин на Хейлинг, но ни в коем случае не на Энн. Затем он слегка поклонился и пробормотал: «Очень хорошо, сэр».
Майор Хейлинг сказал: «Носильщик! Подметите это. Послушайте, нам всем нужна еще одна бутылка шампанского. Эта группа достаточно плоха, чтобы…»
Стоявшая рядом с ней Робин сказала: «Я думаю, это мой танец, Энн». Ее мать сделала ей знак оставаться на месте, чтобы извиниться. Энн сердито нахмурилась, вышла на танцпол под руку с Робин и заскользила в танце. Его лицо было белым, и вся кожа туго натянулась на тонких костях под ним. Его глаза вспыхнули, и он крепко сжал ее руку. Ей казалось, что другие пары на танцполе продолжали отходить от них, оставляя их танцевать одних в расширяющемся кругу изоляции.
— Ты сделаешь это для меня? — спросил он.
— Все, чтоугодно.
«Я купил это кольцо не потому, что думал, рано или поздно тебе будет больно, если ты согласишься. Я могу постоять за себя.
— Тебе и не нужно.
«Вот и все, Энн. Здесь, сейчас, я не хочу. Но… о, разве ты не понимаешь? — Возможно, мне придется это сделать.
Она не совсем поняла, что он имел в виду. Он говорил из глубины, и она должна попытаться понять. Но сейчас она не могла. Все это придет позже, когда год или два времени докажут ему, что он может доверять ей. Тогда он позволит ей стать частью себя и больше не будет знать, что такое одиночество. Она настойчиво прошептала: «Мы должны бороться, Робин, или ты погибнешь. Они заставят тебя ненавидеть всех. Они заставят тебя… покончить с собой. Такое случалось и раньше.
Дважды за долгий обход зала он открывал рот, чтобы заговорить. Дважды он ничего не сказал. В третий раз он спросил: «Энн, ты выйдешь за меня замуж?»
Возможность, которой она так напряженно ждала, представилась. Через несколько минут, когда эта гипертония и безжалостность в ней исчезнут, она исчезнет. Она кружилась в его объятиях, пока они не оказались перед оркестром. Там она остановилась и, взяв Робин за руку, поманила дирижера. Продолжая играть на скрипке, он наклонился, и она что-то прошептала ему на ухо. Он улыбнулся, повернулся к музыкантам и властно поднял смычок. Музыка оборвалась на середине фразы. — Скажи им, — обратилась Энн к Робин.
Пианистка взяла звучный аккорд. На возвышении она крепче сжала руку Робин и повернулась лицом к полу. Лица людей были похожи на множество парящих белых воздушных шариков. Ни у кого из них не было никакого выражения лица; у них не было ни глаз, ни ртов, ни носов — за исключением ее матери. Она увидела, как ее мать проталкивается вперед сквозь толпу танцующих, ее лицо исказилось от ужаса.
«Я хотел бы объявить, — сказал Робин своим высоким, чистым голосом, — что мисс Хилдрет оказала мне честь, сказав, что станет моей женой. Спасибо вам.
Пианист взял несколько аккордов и остановился, ожидая обычного взрыва хлопков в ладоши, громких аплодисментов и беготни по залу. Конечно, по обычаю, отец помолвленной девушки объявлял о помолвке, но что мог сделать руководитель оркестра? Энн знала, что аплодисментов не будет, и вместе с Робин спустилась на танцпол. Единственным звуком в бальном зале был жалобный вскрик ее матери: «Оооооо!»
Майор Хейлинг была там со своей матерью, наполовину поддерживая ее, когда прибыли Энн с Робином. Отца она нигде не увидела. Майор Хейлинг сказал Робин: «Не думаю, что ты когда-нибудь поймешь, как тебе повезло». Язвительность в его голосе лишила слова невинности.