«Только по одному часовому на каждом. Они спят на ногах с двух до четырех — все, кого я видел. Нам следует идти порознь. Они будут искать нас двоих вместе, если вообще будут искать. Я не думаю, что будут.
— Почему?
«Если этот турок лжет, они хотят, чтобы мы сбежали. Поэтому они не будут пытаться остановить нас. Если это не так, они все равно не предупредят всех солдат в городе. Сообщат только тем, кто собирается нас арестовать. Половина этих людей за деньги сразу же сообщила бы нам эту новость.
Сонным днем они прошли через южные ворота, Робин на полчаса раньше Джагбира. Часовой дремал у стены, едва приоткрыв глаза. Невозможно было сказать, какое из подозрений Джагбира было верным. Встретившись снова в миле от стен, они двигались дальше до наступления темноты, остановились и развели костер. Огонь потрескивал, и они тесно прижались к нему. Сухой, пронизывающий холод пустынь на севере, юге, востоке и западе добрался до края костра и коснулся их спин, заставляя дрожать, в то время как их лица пылали от жары. У них было еды на десять дней для себя и, возможно, на шесть для лошадей, не считая тех пастбищ, которые они смогли найти.
Робин знал, куда направляется. Он не мог вернуться в Бухару, на юго-восток вниз по Оксу. К северу лежала собственно Россия; персидский Хуссро и хазарский Турфан были бы там заметны, и наступающий сезон вскоре покрыл бы землю снегом. Но к югу, за Каракумами, что означало «Черная пустыня», лежал Аккальский оазис и новый город, о котором говорил ювелир из Балха. Оттуда он мог бы отправиться вверх и вниз по центральному маршруту вторжения русских, или он мог бы отправиться на юг и посмотреть на южный маршрут. Аккал должен был находиться примерно в двухстах семидесяти милях отсюда, в направлении с юга на запад.
Еще до рассвета они нагрузили терпеливых лошадей. Черный ветер ровно свистел от скрытого горизонта до скрытых звезд. Дороги не существовало. Путешественники шли по ветру, по звездам, когда они сияли, по солнцу и изодранным молитвенным флажкам на могилах тех, кто умер. Они ориентировались по выгнутым костям мертвых верблюдов, по зеленому блеску травы у источника воды, по самой враждебности пустыни, которая все яростнее смыкалась вокруг них, и поэтому осознали свою ошибку, как только они сошли с правильного пути.
Часы тянулись один за другим. Пони тащились все медленнее, шаг за шагом. Солнце раскачивалось по небу перед ними, но, казалось, не двигалось до тех пор, пока не наступил вечер, когда оно опустилось на землю чудовищным шаром. Перед наступлением темноты они остановились под прикрытием подковообразной дюны и сняли седла. Ничто не указывало на это место, кроме дюны, одной из тысячи подобных ей, и единственной кожаной сандалии, изъеденной песком, высохшей и хрупкой, каккрекер. Они напоили пони водой из шкур, сами немного попили и отправились собирать топливо. На дюне росли низкорослые саксаулы и каллигонии, тщетно пытавшиеся привязать ее к земле от натиска ветра. Ветер не переставая дул с северо-запада на юго-восток.
Так продолжалось и на следующий день, когда они подошли к водопою, серому углублению в темной почве, вода в котором была такой мутной и соленой, что пони не хотели пить.
И на следующий, когда они не нашли воды и снова разбили лагерь с подветренной стороны дюны.
Они ехали по широким участкам обожженной глины, через гряду за грядой серо-черного песка, по ходячим дюнам, которые колыхались от ветра. Песчаные волны высотой в семьдесят футов на расстоянии четырехсот футов друг от друга накатывались вперед, насколько они могли видеть. Там были тамариск, артемизия и увядшие листья весенних тюльпанов — и на многие мили вокруг не было ничего.
На третий вечер с юга подъехали двое мужчин верхом на верблюдах, похожие на корабли с голыми мачтами. Это были пустынные кочевники, и, приблизившись, они остановились, но на осторожном расстоянии. Робин выкрикнул тюркское приветствие и разрядил винтовку в воздух. Джагбир сделал то же самое, затем кочевники. Итак, когда четыре винтовки были разряжены и четыре внимательно наблюдающие пары глаз не увидели, что никто не пытается перезарядиться, они все собрались вместе.
— Куда едем? — спросил один из незнакомцев, взгромоздившийся на задний горб волосатого, коренастого бактриана.
«Аккал. Вода по дороге хорошая?
«Достаточно плохо. Но сносно, если только два франка и их обоз впереди не опустошат колодцы.
«Франки? — Спросил Робин. «Они мирные люди? Безопасно ли с ними сближаться? Мы путешествуем быстро.
«Они кажутся безобидными. Они сумасшедшие — птицеловы. Одна — женщина с таким же дерзким лицом, как у нее, которую в Хиве называют Колодцем. С грудью тоже побольше, но при этом не шлюха. У них все на день впереди.