«Мне нужно подняться. Я собираюсь рисовать. Извините. Но завтра мы пойдем вместе.
Он вытер рот, встал из-за стола и пошел за своим набором для рисования. Через две минуты он вернулся, чтобы сказать, что уходит. Холсты и миниатюрная палитра были перекинуты через его спину. В поломанном металлическом цилиндре на боку он нес краски, кисти и уголь. Он поцеловал ей руку, внимательно осмотрел гвозди в подошвах своих ботинок и начал карабкаться вверх между соснами. Вскоре она его уже не видела.
Она покормила близнецов, после чего взяла удочку и медленно спустилась к ручью. Она начала вяло забрасывать воду в пруд в сотне ярдов выше лагеря. Один из кули последовал за ней, назначив себя носильщиком ее крюка и багра, но она не могла с ним заговорить. Что бы он мог ответить, если бы она сказала ему: «Где-то за этими горами есть русская женщина, которая является моим союзником. Как я могу сказать ей, что я ее друг, что я молюсь за нее и за себя?» Перед отъездом из Шринагара она даже не успела сказать Джагбиру, что она на его стороне.
Она не пробыла на рыбалке и получаса, когда, оглядевшись по сторонам, заметила движение на тропе за лагерем. Там был небольшой проход, где она стояла и смотрела, как мужчины устанавливают палатки. Она заглянула под руку, на мгновение подумав, что это может быть Робин, но, конечно, это была не она. Это был всадник, которого она увидела взбирающимся по склону, а за ним еще один. Другие всадники последовали за первыми двумя. Она не считала их, но наблюдала, как они пролетели надлагерем, исчезли в проходе и снова появились выше по склону. Наконец сосны и извилины долины скрыли их, и она снова вернулась к своей рыбалке. Она должна не забыть рассказать о них Робину и спросить его, кто бы это мог быть. У одного или двух из них за спинами были ружья, что на мгновение навело ее на мысль, что это, должно быть, отряд кашмирской кавалерии, но она сразу же отбросила эту мысль, потому что на них не было формы и потому, что, кроме мужчин с ружьями, всадники были обвешаны мешками и корзинами, как и большинство лошадей. Кроме того, среди них были женщины. Они составляли странную, безмолвную маленькую процессию, когда шли на север. Ей хотелось бы знать, кто они такие и куда направляются.
Она была рада, когда айя привела близнецов к реке и присела на корточки рядом с ней. Она не стала протестовать, когда Айя достала старый окурок одной из сигар Робин и начала шумно посасывать его, хотя та достаточно часто говорила ей не курить рядом с малышами. Айя сказала: «Баба лог похож на шум воды, приятных снов, мемсахиб». Энн кивнула и попыталась сосредоточиться на рыбалке, но поймала себя на том, что постоянно поглядывает на холм позади себя.
Солнце опустилось за гребень горы, и внезапно стало холодно. Она упаковала удочку и вернулась в лагерь.
Наступили сумерки, и слабые звуки дня стихли — звуки, которые слышны не по отдельности, а всей своей массой, тем не менее, заглушают другие шумы. Поэтому, когда стемнело, река заревела громче, ветер завыл в соснах, а мужчины заговорили тише. Она отложила ужин на час, но потом ей пришлось поесть, потому что она была голодна, а дети плакали. Когда она наконец осталась одна, ее мысли вернулись к словам Руперта Хейлинга, сказанным им утром на охоте: «Он не так уверен, как ты… Он может причинить себе какой-нибудь вред». Робин не взял с собой в горы ружья. Но на горе были скалы, обрывы и пропасти. Страх сомнения мог довести его до края. Она видела картины, которые были слабо освещены, но пугающе точны. Он лежал мертвый у подножия скалы. Из его головы текла кровь. Было темно и круто, и искатели не могли его увидеть, поэтому он лежал там вечно. Пошел снег.
Она вскочила с криком: «Алиф! Алиф!» — и когда он подошел: «Сахиб, мы должны пойти и найти его».
Носильщик успокаивающе кудахтнул. «Холм крутой, но сахиб — хороший человек в горах, почти такой же хороший, как патан. Не бойся. Я соберу кули, и если он не вернется через полчаса, мы пойдем с фонарями и поищем его.
Она услышала бормотание и суету, вызванную их приготовлениями, и попыталась усидеть на месте, пока не истек полчаса. За пять минут до конца она услышала крики, и вошел Робин. Его запавшие глаза сияли на темном, влажном от пота лице. Зеленый лишайник, цепляющийся за высокие скалы, запачкал его одежду. Он стоял прямо и не покачивался на ногах, но у нее никогда не было такого сильного впечатления истощения. У него не было физической силы, достаточной даже для того, чтобы удерживать плоть на костях и кожу на плоти. Через минуту он рассыплется у нее на глазах. Она отстегнула его снаряжение и повела к кровати. Там он согнулся в поясе, как складной нож, сел и откинулся на спину. Она положила его ноги на кровать и позвала Алифа. Не говоря ни слова, носильщик снял с Робина ботинки и носки и начал массировать ему ступни.