На этот раз переход был не столь мучительным, но куда более длительным.
Когда Карнаж очнулся, наконец, от забытья, в голове витала непонятная пустота, словно кто-то вынул все мысли и позабыл их вернуть. Память оставила себе только смутные картины подземелья, на которых, как краткие вспышки, возникали урывками лица, действия и звуки. Особенно один, зловещий и гулкий, звук бьющегося сердца, который навсегда врезался в память, пусть даже и кратким было пребывание в каменном чреве. Но вряд ли Феникс когда-либо его забудет. Тем более он хорошо постарался, чтобы удержать именно это воспоминание от чар демонессы. Пусть и пришлось пожертвовать почти всем остальным, однако оно того стоило. Особенно на случай, если, со временем, демонессе станет недостаточно просто клятвы, и она соберется заставить «ловца удачи» молчать более надежным и верным способом.
Занимался рассвет. В воздухе витал дым догорающего костра. У дерева беспокойно фыркали привязанные там две оседланные лошади. В кронах деревьев пели птицы. У костра, укутавшись в длинный дорожный плащ, спала, свернувшись калачиком, Скиера.
Много ли времени потратила чернокнижница, чтобы избавить их от всего, что могло позже напомнить и привести в то гнездовье shar'yu'I, среди подгорных дебрей? Наверняка нет. Ее могущество среди прочих демонов было неоспоримо, коль скоро ее выбрали для такой важной миссии. Она была явно не ровней другим чародеям, смертным и бессмертным…
Полуэльфка еще долго будет ломать голову, какая сила бросила ее сюда. Или же просто очнется и станет думать, что подводные пещеры оказались долгим и дурным сном. Такое могло оказаться только к лучшему.
До острых ушей полукровки донесся шум близкой реки. Феникс поднялся, размял сильно затекшие ноги и медленно побрел по берегу.
Постепенно возвращалось ощущение реальности происходящего. Чтобы окончательно отогнать неясную пелену, блуждающую перед глазами, «ловец удачи» умылся холодной речной водой. Он присел и с шумом вдыхал свежий воздух, наблюдая за быстрым течением. Потом поднялся на пригорок и бросил взгляд в сторону не столь уж далеких гор и чернеющих стволами погибших деревьев топей. В утренний час в лучах восходящего солнца болота не казались такими зловещими, раскинувшись у подножия гор неприветливым темным пятном.
Из груди полукровки невольно вырвался вздох. Вздох облегчения.
Солнечные лучи заиграли на огненных перьях, вшитых в линию на спине куртки. Феникс откинул спавшие на лицо мокрые от умывания волосы, потянулся и, посмотрев на уводящий в сторону Ларонийской границы тракт, произнес: «Удачи тебе, Zhash'Ka, и спасибо за все».
Он знал, что демонесса была уже далеко и ехала как всегда и как все ее немногочисленные собратья одиноким силуэтом всадника, чернеющим на пустынной утренней дороге беспокойной тенью, что исчезнет, едва вдалеке замаячит разъезд или крупный обоз с охраной. А потом снова вернется и продолжит свой одинокий и долгий путь, избегая больших городов и оживленных трактов.
Глава 2
«Цитадель и рассадник…»
На горизонте виднелись доки приближающегося Швигебурга.
Ветер гнал одинокий кораблик через Море Скал к причалам столицы Фивланда. Там уже было пришвартовано довольно много судов, от хлипких посудин с острова Палец Демона до гигантских «плавучих городов» шаргардской гильдии магов.
Начинался торговый сезон.
Когда-то на месте Швигебурга находился огромный вулкан, доставивший в свое время немало хлопот обитателям западной половины Материка. Теперь же в его чреве помещалась торговая столица.
Гномы умудрились превратить потухший вулкан в одно из самых грандиозных сооружений. Прошли века, прежде чем обосновавшимся там кланам удалось обжить его от подножия до верхушки. Зато теперь это был надежный оплот для их народа. Он позволял держать под контролем всю территорию Фивланда. Защита границ осуществлялась довольно просто: из недр вулкана выходила сеть подземных тоннелей, которая соединялась с другой, опутывавшей территорию от северных гор, где располагалась Цитадель Бормов, до берегов Лары и Пога — естественных границ с империей Заран, Сильванией и Ран'Дьяном.
Карнаж спустился по трапу на пристань, где и стал дожидаться Скиеры, которая не замедлила вскоре появиться на палубе. Её шатало, а на бледном лице под зелеными глазами набухли синяки от бессонных ночей. Полуэльфка, оказалось, очень плохо переносила морские путешествия.
«Ловец удачи» задрал голову вверх и с интересом наблюдал за дирижаблями, парящими у самой вершины Швигебурга. Они кружили вокруг жерла вулкана, скрываясь в серой мгле печного дыма, практически незримые на фоне свинцового неба. Полукровка задавался одним вопросом со всеми приезжими, кто сейчас также как он созерцали творения инженерной мысли гномов: когда же эти детища не обделенных талантом и выдумкой механиков смогут перелетать моря, бороздить небо, достигая самых отдаленных уголков Материка? Пока эти громоздкие машины были способны только облететь Швигебург, и то далеко не все.
Возможно, уже скоро…
Тогда закончится голод в Пепельных Пустошах, ведь Ларон не пропускал продовольственные обозы на северный край Материка в отдаленные людские поселения, что еще оставались там после эпохи Сокрушения Идолов. Поэтому приходилось посылать корабли с провизией вокруг Материка, к северному побережью.
Тогда ученые мужи смогут вести обширную переписку со своими коллегами по всему свету, не опасаясь за судьбу своих мыслей изложенных на бумаге. За смертью гонца, и не подозревавшего порой, какое опасное вольнодумие он везет на груди под камзолом, скажем, в Фелар, часто следовало наложение запрета на корреспонденцию. Это если ученый был известен, или даже смерть от клинка сыскаря из канцелярии, если, на свою беду, вольнодумец еще не успел себя должным образом зарекомендовать среди коллег.
— Поторапливайся, скоро будет сильный дождь, — когда Феникс обернулся к Скиере с этими словами, то застал ее в изумлении смотрящей вверх, — Надо найти крышу над головой.
— О, Сильф! Что это?! — воскликнула полуэльфка.
Карнаж подошел к ней, взял за руку и повел вглубь города под любопытными взглядами портовых зевак.
— Старайся не привлекать к нам внимания, своими возгласами докладывая всем, что ты здесь впервые. Сама видишь — все смотрят по большей части молча, — прошипел красноволосый ей на ухо, когда они проталкивались через запруженную народом улицу к трактиру.
В пригородах Швигебурга имелось множество всяческих заведений, где можно было наесться от пуза фивландской кухни и снять комнату. Искать таковые следовало не только по вывескам, но и по гостеприимно открытым дверям и доносившейся изнутри музыке. К тому же, каждый владелец трактира или гостиницы, особенно если он был гном и вел свои дела в столице, старался иметь в своем распоряжении хотя бы одного волынщика, чтобы тот мог привлекать соотечественников, или просто странников, не чурающихся чужих традиций, культуры и кухни. Музыкант, даже не очень искусный по части своего ремесла, всегда мог исполнить ту самую, «старую добрую» мелодию, которая разносилась по улицам из открытых нараспашку окон. Она, отдающая духом времени, приправляла и без того соблазнительные запахи съестного, а гомон и клацанье пивных кружек оказывались просто непреодолимым соблазном для того, кто много времени провел в пути и искал куда приткнуться.
— Карнаж, ты что же, потащишь меня в какой-то провонявший рыбой трактир!? — изумилась Скиера, когда они остановились перед вывеской, на которой красовались кружка пива, вяленая рыба и несколько луковиц, нарисованные в основании витиеватых значков фивландской каллиграфии.
— Простите, графиня, или как Вас там? — «ловец удачи» картинно расшаркался, — Но соблаговолите почтить присутствием наш недостойный хлев, чтобы ваш верный слуга не помер с голоду!
— Я только хотела сказать, что подобные места не очень безопасны, — смущенно заметила Скиера, — Мы можем влипнуть в какую-нибудь историю. Почему бы нам ни остановиться в городской гостинице?