Внезапно Тиффани закрыла глаза, расслабилась и затрепетала под ним, охваченная наслаждением. Только тогда Рэйф отвел руку, нависая над ней и упираясь обеими руками в стену. Его расслабленное тело медленно соскользнуло с нее, и дыхание их восстановилось. Затем с глубоким вздохом он встал и отвернулся, стаскивая брюки и потянувшись за полотенцем.
— Так ты за этим приехал в Кимберли?
— За этим… и за объяснением. Я увидел тебя в Кейптауне и последовал за тобой.
Губы Тиффани сложились в победоносную улыбку. Так он последовал за ней, а не за Мирандой. Он пристально смотрел на нее, и она знала, что он упивается зрелищем ее совершенного тела — этого произведения искусства.
— И как ты себя сейчас чувствуешь? Удовлетворен? Была ли твоя месть сладка?
— Месть? Да, я думал о мести. Но ты так прекрасна, Тиффани, что мужчина может простить тебе все.
Она верила ему, но обязана была задать еще один вопрос.
— В таком случае почему ты прошлой ночью танцевал с Мирандой?
— Миранда? — он беззаботно пожал плечами. — Тебе одной из всех женщин можно не бояться сравнения с Мирандой! У меня есть на нее виды — но не слишком приятные. Ты что, действительно думаешь, что я виню тебя в случившемся в ту ночь? Нет, тут явно постарался Мэтью, я уверен, и Миранда — это путь к Мэтью!
Он стал рядом с ней и повернул к зеркалу.
— Взгляни на себя! Если придется выбирать между тобой и Мирандой, кого предпочтет мужчина? На чьей стороне он захочет быть?
Он улыбнулся ей, и она потянулась за шампанским, чтобы опытной рукой откупорить его… рукой барменши на собственном празднике… мысль была неожиданной, но завладела ею полностью. Она поднесла бутылку к себе, так что пенистая струя брызнула на ее обнаженное тело, и оно заблестело и засияло в приглушенном свете лампы. Наполнив бокал, она поднесла его к губам Рэйфа, осторожно перелив часть пенящейся жидкости ему в рот. Затем поднесла бокал к собственным губам и отпила с того же края, что и он.
Рэйф смотрел на бриллиант, искрившийся на цепочке между ее грудей, и пытался вспомнить, где же он видел его — или похожий — раньше. Но теперь он видел только преображенные глаза и смягчившееся лицо: она все еще не объясняла, все еще не извинялась, но произнесла слова, способной на которые представить ее было почти так же трудно.
— Я люблю тебя, — просто и искренне сказала она. — Я всегда любила тебя. Даже тогда, в прежние дни, я любила тебя, но я была слишком молода и глупа, чтобы это понять.
Она с печальной улыбкой перевернула бокал и, не беспокоясь о ковре, окропила шампанским его тело. Позволила ему забрать бокал и поставить его на столик, сама же опустилась на колени. Обхватив руками его бедра, стала слизывать шампанское с его ног, постепенно поднимаясь вверх — мучительно долго, но необратимо — к его члену. Взяла его в рот, чувствуя, как он твердеет под напором ее языка, как его пальцы, гладят ее шею и плотнее прижимают ее голову.
Затем он поднял ее на ноги, притянул к себе, заключил в объятий ее гибкое совершенное тело. Поднял ее и понес в постель, но теперь он зажимал ее рот поцелуем…
Глава двадцать третья
Тиффани была похожа на кошку, нализавшуюся в чулане сливок. В субботу, присутствуя на встрече, организованной Антоном на кимберлийском ипподроме в честь алмазных наследниц, Миранда смотрела, как Тиффани вручает приз победителю специально учрежденных Бегов Корта. Тиффани была одета в черное облегающее платье с черной же туникой, у которой один рукав был белый, а на груди сверкала великолепная бриллиантовая брошь. Голову покрывала роскошная черно-белая шляпа. Как обычно, эффект был потрясающий, но на Миранду произвела впечатление красота ее лица, а не наряда — восхитительная кожа, чувственный рот, патрицианский нос и живые лиловые глаза — глаза Филипа, с неожиданным потрясением осознала Миранда.
Посещал ли Филип когда-нибудь этот ипподром? Как проводил он здесь часы досуга, оторванный от своих любимых автомобилей? Пил, отрешенно подумала она. Все, упоминавшие Филипа, обращали внимание на эту его пагубную склонность. Был ли он несчастен, и если да, то почему? Находясь в самом центре шумной толпы, Миранда с глубоким сожалением размышляла о том, что она не знала своего брата как следует и что, будь у него могила, которую ей можно было бы навестить, с его смертью было бы смириться гораздо легче. Ощутив вину, она вспомнила, что на кладбище в Кимберли есть еще две могилы, которые ей следует обязательно посетить, прежде чем она покинет город.