— Когда видел его? — хрипло спросил он.
Я отвернулся. Чернявый цепко держал меня и дышал в затылок.
— Говори, когда ридел, Караганда! — пригрозил Суфлер.
— Ну'вчера, — ответил я.
Суфлер наклонился и поднял долото.
— Отпусти, — велел он чернявому.
Чернявый повиновался. Я расправил грудь и размял лопатки.
— Все уходите, — буркнул Суфлер. — Я сам… Они послушно и нехотя, один за другим, исчезли в щели прохода. Мы тоже вышли из-за гаражей во дворик. Суфлер направился к детской песочнице, где никто не играл, сел на деревянный ее бортик под пятнистым грибком. Похлопал ладонью по бортику, приглашая садиться рядом.
— Ну, угнали троллейбус, — произнес он. — Так что теперь? Я не оправдываюсь, но ведь попробуй, попади в транспорт запросто. Невозможно, сам знаешь. Все на работу опаздывают. А какие ручные — те битком. А Коля всех катать хочет…
Он говорил горячо. Его волнение передалось мне. Но я не показал виду. Это Суфлера разожгло.
— Ты что, Мариуполь, я серьезно.
Он еще говорил и гулко бил себя кулаком в грудь. А мне вдруг показалось: это речь моего друга. И я тоже заговорил — обо всем, о своей усталости и растерянности, жаловался на то, что ничего не могу понять и во всем запутался. А потом позвал его к себе — выпить чайку.
Шли пешком. Троллейбусы мчали мимо, торопясь по каким-то своим делам.
— А у нас — санаторий, — хохотал Суфлер. — Ну представь, Кзыл-Орда, катаемся целыми днями. И людей катаем. А? Научим водить. Не хочешь путевочку?
— Отпуск мой продолжается. Хочу, — сказал я.
Ранним утром мы стояли на троллейбусной остановке. Всходило солнце, смягчая мглистую сероватость золотистой подсолнечной теплотой. Обычно в это время, поджидая дядю Гришу, я совершал обход очередной крыши и вдыхал разреженный, почти горный воздух. Здесь, внизу, воздух был густым и тяжелым, да еще Суфлер дымил под боком, выкуривая одну папиросу за другой. Редкие в этот час троллейбусы, шевеля дугами, словно тараканы усами, подкатывали и отъезжали почти пустыми. Но тот, которого мы ждали, все не появлялся.
Замелькали разноцветные легковые машины. Пассажиры, что жаждали ехать, словно притянутые магнитом, стекались к остановке. Набирал силу обычный дневной круговорот. Темп его все возрастал. Жизнь начинала кипеть и шкворчать в нагревающемся подсолнечном свете.
Суфлер медленно, как бы раздумывая, ввинтился в людскую коловерть. Я последовал за ним. Дворами и проулками мы вышли на тихую улицу, где вдоль тротуаров, один за другим, как длинный-длинный поезд, стояли пустые безжизненные троллейбусы с опущенными дугами и отверстыми жабрами. Я с трудом подавил в себе мальчишеское желание вскочить в первый же. Представил, как они понесутся, трубя, всем стадом по улице, — и сдержался. За заборчиком, сооруженным из поставленных на торец бетонных плит, тоже теснились продолговатые неуклюжие коконы троллейбусов с начатками крыльев на спинах. А напротив троллейбусного парка раскинулся настоящий парк. Высокие чугунные пики ограды, казалось, с трудом сдерживали натиск зеленой листвы — пористой мшистой массой, она продавливалась наружу. Природа рвалась в город, город пытался сохранить обособленность.
В бесконечном троллейбусном ожерелье мы вскоре разыскали наш — измятый и ржавый. Он был пуст, но неподалеку, заложив руки за спину, прохаживался Человек, который проговорился. Завидев нас, он метнулся прочь.
— Эй, Кентукки, ты куда? — крикнул Суфлер. Тот приблизился. Под глазами у него пролегли фиолетовые круги, волосы были всклокочены.
— Почему не работаете? — спросил Суфлер.
Человек скользнул по мне неопределенно-шкодливым взглядом. Я отошел в сторону. Они сразу же начали оживленно жестикулировать, затем Суфлер достал из кармана свисток, приложил к губам. Полились нежные звуки. Тотчас из-за угла появились и бородач, и горбоносый, и водитель. Здороваясь с Суфлером, они озабоченно поглядывали на меня и залезали в троллейбус. Последними сели мы с Суфлером.
— Поехали, Коля, — сказал Суфлер. Он блаженно растянулся на одном из сидений.
Ветер пошел гулять от окна к окну. — Стекла бы не мешало вставить, — произнес я громко, обращаясь ко всем сразу.
— И так сплошные убытки, — откликнулся Суфлер. — Полдня простаиваем. Считай, опять без завтрака остались.
— Что за убытки? — поинтересовался я. Человек, который проговорился, живо повернул голову ко мне:
— Бывает, некоторые пассажиры не оплачивают проезд.
— Кто тебя, Вышний Волочек, за язык тянет? — оборвал его горбоносый.