– Я не знаю, что у т е б я с ней. Ты мне скажи.
– Что у меня с Соней? А, так ты думаешь, я пришел у тебя женщину отбить? Дурак ты, Спасский. Это было бы слишком легко. Тшш, не заводись! Я бы вовсе не приходил по этому поводу, не смеши меня. Я к тебе по более серьезной причине пришел. Так ты говорил мне, Тони, помнится, что снились тебе в последнее время странные сны?
Спасский так долго смотрел на него, что снова обжег пальцы сигаретой.
– А тебе-то что? Все же решил примерить на себя роль психоаналитика? Что-то я тебя недопонимаю.
Эмиль даже не ухмыльнулся, а как-то ощерился.
– Ну, если я спрашиваю, значит, есть мне до этого дело. Что ж ты такой пугливый-то, как кролик! Я ведь не с пистолетом пришел, мы сидим на твоей прекрасной кухне, пьем виски с утра, совершенно одни, я чертовски привлекателен, так чего время тянуть? Шучу, шучу, Тони, прекрати взвиваться при каждом моем слове… Я не по твою задницу пришел, клянусь. Хотя, честно скажу, твое явление в клубе меня совершенно зачаровало, никогда не видел парня с такими глазами. Но так случилось, что нужен мне ты для другого. Так что тебе снится?
Что я теряю, подумал Спасский. Он уже совсем измучился от своего состояния на грани реальности и бреда, к тому же Эмиль был почти ему незнаком – можно было воспользоваться эффектом попутчика.
В пустой квартире висела солнечная тишина, и сама квартира из-за этой сияющей пустоты казалась в два, в три раза больше своего настоящего размера, точно и не квартира вовсе, а холст с нарисованным интерьером, закрывавший проход куда-то вдаль и внутрь, как рисунок очага в сказке о Пиноккио. Виски разливал тепло в груди и животе, слегка кружил голову, а Эмиль смотрел, и смотрел, и смотрел, выжидающе, точно знал все наперед, необычный, незнакомый, яркий, распространявший вокруг ауру опасности и пряного вкуса жизни, незнакомого Антону... И Спасский решился.
– Я же тебе говорил, – тихо сказал он. – Я вижу поезд и перрон, а на перроне – человека в пальто, он садится в поезд и уезжает, а я кричу ему в спину, зову, но он не оборачивается. Иногда, правда, снятся и другие сны – как я хожу по какому-то городу и ищу кого-то, захожу в разные дома… И однажды там тоже нашел этого человека, но он исчез раньше, чем мне удалось разглядеть его лицо… А недавно снилось, что иду по каким-то ржавым рельсам, а рядом невысокие такие дома… некоторые как южные бунгало… и в них во всех спят разные люди. Спят, но каким-то очень глубоким сном, и видно, что уже давно. Мельком когда-то видел еще старинный замок и гербы в его окнах – такие, знаешь, из цветных стекол. На гербах белый лев и единорог. Ну и еще видел, конечно, разное, словно бы совсем другой мир, только размыто все, нечетко…
– А этого человека… ты знаешь, кто он? Ну, есть какие-то подозрения, на кого из реальных людей он похож? Или образ запоминающийся какой-то – страшный или эротический? Хоть какая-то привязка к эмоции? Что за чувства ты испытываешь, когда стараешься его догнать?
– Тоску… Тревогу, но больше именно тоску… будто упустил что-то важное, и этого не восстановишь. Может быть, чувство вины… немного. Не хочу его… не хочу его отпускать, что ли.
– Угу. А точно это не кто-то знакомый тебе, лица, значит, никогда не видишь?
– Лица нет. Но сегодня я точно понял, кто это.
– Как это? – удивился Эмиль.
– Дедуктивный метод, – невесело усмехнулся Антон. – Некоторые вещи, которые я видел в реальности на одном человеке, были перенесены на сонного персонажа. И потом я присмотрелся и понял – да, действительно он.
Эмиль оживился и теперь смотрел жадно, нетерпеливо, почти тянулся к Спасскому.
– И?
– Что «и»? Это я должен задавать этот вопрос сейчас. Это ты. Человек из моего сна – это ты!
Эмиль обмяк в своем кресле в несколько неестественной позе, точно из него спустили воздух.
– Хм… Очень интересно.
– Да уж. Будешь загонять мне теперь про Фрейда и латентную гомосексуальность?
– Что? Нет, ты просто мне сейчас сюрприз преподнес. И со мной, и с этими деталями, с твоим… дедуктивным методом, тоже мне Шерлок.
– Да в чем дело-то? Раньше я только о себе думал, что псих, теперь вижу, что я здесь не один такой!
– Ну, Тони, я даже не знаю, как тебе подать информацию так, чтобы ты вопить не начал… Ты же у нас нежная фиалка. Пока, по крайней мере. Однако в тебе есть потенциал.
– Для чего потенциал?
– Ты видишь управляемые сны. Осознанные, понимаешь? Можешь сравнивать сонную и эту реальность, подмечать детали, что-то там дедуктировать… Это уже ценная особенность. Но что еще круче – ты видишь совместные сны.
– Совместные? – поразился Антон. – С кем совместные?
– Ну, в данном случае со мной. Мы видели один и тот же сон, Тони – я действительно был на том перроне, и садился в поезд, и слышал твой крик, но не мог обернуться – очевидно, были какие-то препятствия. Этот сон можно рассматривать как знак нашей встречи, но то, что он был совместный… заслуживает пристального внимания. Важно еще то, что во сне мы видели идентичную обстановку – то есть фактически построили один и тот же сон. Такое бывает, но очень редко – как правило, это тоже означает предопределение, сильный импульс судьбы, подсознательное стремление к тому, что непременно должно случиться. Символы тут у нас проще некуда – перрон, поезд, обозначают перемещение, уход от прежнего… здесь все пока на уровне столь любимого тобой Юнга. Но черт с ним – важно то, что ты можешь видеть осознанные и совместные сны без всякой технологии, без всякой химии, без прибора, без порт-ключа, это удивительно… И ты ведь даже нигде не учился этому, никаких методик, ведь нет, Тони? И вообще, я думаю, это не Фрейд и не Юнг, нет, отбросим это в сторону и посмотрим правде в глаза, хотя тут уже мне становится страшно, вот я и прикрываюсь долбаным психоанализом… Ах, Тони, Тони.
– Что? Я не понимаю.
– Ладно, слушай мою версию – не как психоаналитика и не как труса, – криво улыбнулся Эмиль и залпом допил виски. – Только еще налей, чистого. Представь себе на минутку, что какое-то время назад я начал замечать, что кто-то ходит в мои сны – кто-то извне. В мои личные сны… и, так скажем, в мои сны рабочие. В силу моей профессии я вижу сны определенного рода.
– Как это? – отупело спросил Антон.
– Пока неважно, пока об этом не заботься. Вот белый лев и единорог – это мои личные сны о моем собственном доме, которого я давно не видел. Все недосуг, знаешь, было, с этими апокалипсисами…
– С чем? – Антон все больше чувствовал, что надо позвонить в полицию или в скорую, а лучше сразу в службу спасения, но не мог заставить себя оторваться от стола, на котором сидел, не мог заставить себя хоть немного пошевелиться.
– Неважно. А вот перрон и поезд – это был сон, так сказать, служебный, надо было мне кое-что важное тогда разузнать. Да снов было много, незачем все перечислять, главное, что в какой-то момент я начал ощущать в них чье-то присутствие. Чье-то не запланированное присутствие. Настолько не запланированное, что я даже не мог увидеть присутствующего, и тут, честно тебе скажу, Тони, я сильно струхнул. Не проекция, не другой шпион, не рекламисты, не туристы, а какое-то вообще непонятное присутствие, с какими-то непонятными намерениями, образами, иной энергетикой. Я почти никогда даже не видел тебя – увидел только раз, да и то смутно, и тут же спешно устроил себе выброс. Понимаешь, в нашем мире такими способностями обладает только один человек, за которым я и охочусь сейчас, я и моя команда. Ну, по крайней мере, других я не знаю.