Полутемную комнату заполняло множеством вещей, значение большей части которых мне представлялось весьма туманным. Стены увешаны различными масками, некоторые практически в человеческий рост. С потолка свисали трубки, неизвестные предметы, более похожие на какое-то загадочное оружие, а также чучела небольших птиц и зверушек. Вдоль стен в беспорядке нагромождены сундуки, ящики и коробки. Поверх них валялись пыльные покрывала и предметы одежды. Более всего это смахивало на большую кладовку или единственную комнату заядлого путешественника, которому лишь нужно провести ночь перед очередной дальней поездкой да сгрузить сувениры из предыдущей. Эту же теорию поддерживал добротный матрац, на котором я спал. Лежал он прямо на полу. Подушкой служило свернутое покрывало. Небольшое махровое полотенце с трудом скрывало коричневое пятно.
Я поморщился и сел. Голова гудела и весила, казалось, тонну. Явное сотрясение мозга. Я потер виски и прокашлялся. Грудина тут же отозвалась острой болью. Может, у меня еще и внутренние повреждения? Что же произошло? Почему я здесь?.. И где, собственно, это «здесь»?
Откинув в сторону клетчатое одеяло без пододеяльника, я осторожно привстал, постоянно прислушиваясь к ощущениям. Кажется, кости целы. Кожа на голенях содрана так, словно я подрался с большой кошкой. Царапины немного саднило. На мне все те же растянутые трико и футболка, которые я стащил из больницы.
Осторожно поднялся, стараясь разгибаться как можно медленней, но голова все равно немилосердно кружилась. Подавив приступ тошноты, я шагнул к обшарпанной двери и взялся за ручку. Та не поддалась. Для верности дернул сильнее, но результат тот же. Дверь оказалась заперта. Уткнулся горячим лбом в старое дерево. Поверхность отозвалась глухим звуком, прохлада скользнула по коже. Я вздрогнул и повернулся в сторону, откуда ощущался сильный сквозняк. Там тоже была дверь. Я ее не заметил сразу лишь потому, что она оклеена обоями в тон стене. Ручка на ней обычная, без замка.
Опираясь на пыльные ящики, я шагнул ко второй двери и навалился на нее всем телом. Дверь распахнулась сразу же, жалобно скрипнув петлями. Я почти выпал в свет, окутавший со всех сторон. Медленно опустился на колени, прижал ладони к глазам и застонал. Когда глаза привыкли к пронизывающе ярким лучам, осторожно оторвал руки от лица. Да так, на коленях, и замер.
Я оказался в огромной комнате… даже скорее зале. Высокие белоснежные своды убегали высоко вверх, огромные окна украшены затейливыми витражами. Солнечные лучи острыми клинками врывались в комнату, окрашиваясь в багровые, синие, желтые тона и, роняя на пол радужные капли, танцевали на роскошной лепнине, скользили по вмурованным в стены колоннам и в истоме замирали на античных статуях. Редкие образчики старинной мебели сиротливо жались друг к дружке, дабы не потеряться в бесконечном пространстве, заполненном игрою света.
Я даже оглянулся, чтобы убедиться в реальности маленькой пыльной комнатки, из которой только что вышел. Разница была настолько ошеломляющей, что я ощутил себя маленькой девочкой Алисой из старой детской сказки. Эта мысль и вернула на землю: я иронично усмехнулся. Хвала небу, я не девочка… да и не ребенок давно. А вот насколько давно, так и не вспомнил. Тут же дала о себе знать головная боль.
Скорчился и снова потер виски. Еле дополз до старинного кресла с изогнутыми ножками и плюхнулся в него, не обращая внимания на протестующий скрип изысканной аристократической мебели, которую я только что осквернил прикосновением грязных растянутых штанов пролетариата. Рядом находился изящный столик, на котором гордо сверкал гранями хрустальный графин в окружении пузатых стаканчиков. Я наклонился, вытащил белую пробку и понюхал янтарную жидкость. Алкогольный дух почти нокаутировал меня, заставив закашляться. Виски. Что же, сойдет. Я щедро плеснул спиртного в стакан, хлебнул. Пустой желудок мгновенно скрутило. Отодвинув стакан, я согнулся в кресле и застонал. Еле сдерживая рвотные позывы, внимательно смотрел на густой ворс шикарного ковра. Впрочем, я так и не испортил его яркие краски. Через минуту спиртное подействовало, тело окутала теплая истома, спазмы прекратились. Облегченно вздохнув, я откинулся на спинку и вновь поднял стакан.
Сколько любовался переливами витражных плясок, вряд ли смог бы сказать. Но графин я уже ополовинил. Боль растворилась в мутном духе дорогих спиртов, пустота в голове прекратила гудеть. Я перестал пытаться вспомнить, кто я такой. Мне и так было хорошо. Даже голод не донимал и только изредка ворчал. В ответ я в очередной раз заливал его порцией виски, и он вновь засыпал, словно пьяный мужик под забором.